Visions of Inequality: From the French Revolution to the End of the Cold War

Источник данных: Miloslav Jani ć ijevi ć , "Klasna svest i dru š tvena struktura" [Классовое сознание и социальная структура], in Društveni slojevi i društvena svest [Social groups and social consciousness], ed., Mihailo Popovi ć , Silvano Bol č i ć , Vesna Pe š i ć , Milosav Jani ć ijevi ć , and Dragomir Panti ć (Beograd: Centar za sociolo š ka istra ž ivanja, 1977), 214-215.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Рассмотрение формирования и распределения доходов позволяет обойти трудоемкие идеологические исследования, которые в прошлом пытались определить точную классовую природу социалистической экономики и провести различие между социальными классами (нежелательными) и социальными слоями или социальными стратами (приемлемыми). Это по-прежнему остается задачей социологов, но экономисты могут рассматривать бюрократическую иерархию доходов как сходную с капиталистической иерархией. Как сказал Бранко Хорват, "в то время как капиталист участвует в распределении социальной прибавочной стоимости пропорционально своему капиталу, бюрократ участвует пропорционально своему статусу в иерархии власти".

Заметка о Китае. Ситуация в Китае в период социализма отличалась от ситуации в СССР и странах Восточной Европы. Если в тех и других "желанным" итогом революции было упразднение классов и отношение ко всем как к государственным рабочим, а отступления от этого "идеального" типа (например, частное сельское хозяйство) рассматривались как временные аномалии, то в китайской революции формально сохранялось существование четких социальных классов. Это были рабочие, крестьяне и, что немаловажно, мелкая буржуазия (мелкие собственники) и "патриоты-капиталисты". Эти четыре класса были определены в речи Мао Цзэдуна "О народно-демократической диктатуре" в 1949 году. На китайском флаге они представлены четырьмя маленькими звездами, окружающими большую звезду (обозначающую Коммунистическую партию). До начала 1960-х годов бывшие капиталистические собственники, которые не считались контрреволюционерами и чья собственность не была конфискована, имели право на ежегодную выплату дивидендов в размере от одного до шести процентов от оценочной стоимости национализированных активов. Такое допущение, по крайней мере формальное, существования классовой структуры означало, что исследования распределения доходов в принципе могли связать функциональное и межличностное распределение доходов. Такие исследования в Китае проводились, однако, очень робко; источники данных, необходимые для такой работы, стали появляться только с созданием централизованной статистической системы в 1950-х годах, и, вероятно, политическое давление также препятствовало этому. Китайская статистика, как и советская, была сосредоточена на различиях между сельской и городской; в Китае даже доходы домохозяйств обследовались отдельно для двух районов и были объединены в единое национальное обследование только в 2013 году.

С другой стороны, Китай, особенно в период Культурной революции, являл собой один из самых эгалитарных примеров: заработки рабочих, занятых на ручном и неручном труде, были в целом уравнены, а во многих случаях заработки рабочих, занятых на ручном труде, превышали заработки рабочих, занятых на неручном труде. Как описывает Генри Фелпс Браун, попытка "создать нового человека", который будет работать независимо от стимулов, привела к появлению необычных схем оплаты труда. Схема вознаграждения, применявшаяся в Пекине в середине 1960-х годов, примерно во время Культурной революции, включала в себя функцию, по которой все мужчины получали зарплату в соответствии со средним количеством единиц продукции, произведенной мужчинами, а все женщины - в соответствии со средним количеством товаров, произведенных женщинами. Таким образом, гендерный разрыв в оплате труда был введен намеренно. Но поскольку всем представителям определенного пола платили одинаково, ни у кого не было материального стимула работать усерднее и производить больше. Фелпс Браун объясняет причину этого:

Эта история высвечивает то, что для западных наблюдателей может показаться противоречием в китайской структуре оплаты труда: если правильно и корректно платить мужчине больше, чем женщине, потому что мужчина сильнее, то почему бы мужчине, который напрягается и производит больше, чем другой мужчина, не платить больше? Для китайцев ответ прост: последний дифференциал апеллирует к собственным интересам, а первый - нет. Странно, но вполне понятно, что китайцы относятся к оплате пропорционально количеству выполненной работы как к самоочевидному принципу естественной справедливости, пока различия в этом количестве не зависят от самого работника, но когда они зависят от него, то являются злонамеренными.