Вишни на березе

– Дима завис на улице, я, типа, разволновалась и за ним вышла – никого нет. Вдруг слышу какой-то шум из соседней хаты, будто люди борются. У меня как-то неладно на душе стало, подошла к двери прислушалась, шум вроде стих. Я на дверь случайно навалилась, она открылась, блин, я заглянула – никого. Нафига я зашла в этот дом? Там такая вонь… Вот – ужас! – она поморщилась. – Я нос, типа, закрыла и назад попятилась, тут меня кто-то схватил за шею и потащил внутрь. Я напугалась, блин, не поняла кто это, но потом по голосу узнала, что того типа, блин, которого мы до этого встретили. Хотела закричать, он мне, рот закрыл ладонью и тащит куда-то, вроде мы в кухне оказались; меня к углу прижал и стал лапать, блин, грязными ручищами. Рот зажал – не отпускает, чувствую нечем дышать, я стала, типа, отбиваться, так он меня ударил кулаком по лицу, блин. Больно. А рот не отпускает, блин, я напугалась, сделала вид, что успокоилась… платье порвал… гад! Мне, блин, страшно стало, я случайно нащупала на столе нож и рубанула им его по руке, блин, он как заорет, сначала меня оттолкнул, а потом, типа, с диким воем набросился… не помню, блин, дальше… Нож выбросила и побежала на улицу, стала, типа, звать на помощь, через несколько минут выбежали соседи, приехали менты, вот так я здесь, блин, и оказалась, – по ней было видно, что она абсолютно не понимает происходящее.

– Вас допрашивали? – спросил Семен, записав последние сказанные ей слова в блокнот.

– Да, совсем замучили, все одно, да потому…

– А адвокат при этом присутствовал?

«Вероятнее всего наговорила уже себе на пожизненный срок», – подумал Реутов.

– Был какой-то толстяк с бородкой как у профессора, вроде бы адвокат – следователи бреются… точно не знаю, мы с ним ни о чем не разговаривали, он пришел после допроса, подписал документы и ушел, помню, подмигнул мне он как-то странно, – сказала она, подтвердив самые страшные опасения Семена.

– Подмигнул, значит, говоришь, – задумчиво произнес он.

«В действиях бедняжки классическая необходимая оборона, – рассуждал Реутов, – она не виновата, но если оказалась за решеткой, значит, либо она что-то не договаривает, либо следователь что-то не так понял; в обоих случаях дело – темное, прояснить ситуацию может только один человек, да и адвоката – любителя подмигивать следователям на допросах – нужно разыскать.»

– Слушай меня внимательно, – Семен для большей убедительности перешел на «ты», встал, взявшись обеими руками за прутья решетки, – ни с кем, ни с кем, слышишь, – повторил он, – о произошедшем не разговаривать, ни с сокамерниками, ни со следователем, ни с кем. Ясно? – он пристально посмотрел на девицу, молча кивнувшую ему в ответ.

– Пока следует запастись терпением и ждать, я узнаю у следователя, что к чему и, если удастся, то решу с твоим освобождением до суда.

Она снова кивнула. Семен вызвал охранника, сказав, что разговор закончен и ушел, бросив на прощание приятелю в погонах капитана, короткое: «Если хоть волос с нее слетит… ну, ты сам знаешь…»

Как только дверь за ним закрылась на засов, капитан скомандовал:

– За бабой этой смотреть в оба, слышите вы, бестолочи, а то, ни приведи Господь, повесится или чего хуже… каждые пятнадцать минут ходить и смотреть, сдалась она мне… денно-нощно смотреть! – он взял трубку, набил табаку и закурил, выпуская колечками дым.

– А че за баба-то? – спросил сержант, с бледным лицом, помешивая в кружке с чаем сахар.

– А черт ее знает, замочила мужика какого-то, маньячка, говорят – сорок ножевых, – он выпустил еще одно кольцо дыма и разорвал его пальцем.

– Вот ведь бабы какие пошли, мочат нашего брата почем зря и не краснеют, – продолжал сержант.

– Я и свою боюсь, тут как-то пришел с рыбалки, ну выпили мы по три стопочки… так она за сковородку… то и гляди огреет. Ох, боюсь ее, до смерти, боюсь, – он осуждающе покачал головой, сплюнул на пол и выругался.

– Я тоже свою боюсь, – включился в разговор седой старшина, жевавший ломоть хлеба с салом, – однажды я дома не ночевал, так она всю хату разнесла, вещи из окна на улицу выбросила, банку с самогоном разбила, совсем с катушек слетела. Я решил поддать ей хорошенько, чтоб добро не переводила, подошел к ней, засучил рукава… А она схватила табуретку и так меня шарахнула… До сих пор как вспомню, так вздрогну.

– Хватит базарить, – капитан встал, поправив китель.

– Видите ли, баб своих они боятся, – он вдохнул и выдохнул табачный дым.

– Набрали на службу кретинов. Нужно работать. Правильно и сделал, что развелся, – произнес он три логично связанных между собой умозаключения и еще раз затянулся из трубки.

Глава III

Соло для подполковника

Подполковник юстиции Степанов, несмотря на довольно высокое звание, застрял в должности следователя по особо-важным делам на семь лет, за что страдал в несчастье.