Вираж бытия

– У нас очень низкий уровень квалификации оперативников. И я не удивлюсь, если они снова упрутся в тупик. Как в том нападении на меня. Помнишь? Когда машину обстреляли. Да и последнее покушение. Я не думаю, что что-то выгорит. Если бы я не перенервничал и постарался не убить, но ранить этих падающих, то да. Шанс был бы. Но вышло то, что вышло.

– Это да, – мрачно покивал головой Дзержинский.

– Может быть Ягоду все же подлечить?

– Ты думаешь?

– Объявить о том, что он разыскивается в связи с организацией покушений на меня и убийством моей супруги. А потом заявить, что видели его в Финляндии. Дескать, сбежал. Это позволить снизить накал страстей и успокоить Сталина. Потому что сторонника Зиновьева сделают нужные выводы. Пусть ищут черную кошку в черной комнате, тем более, что ее там нет. А мы в спокойной обстановке сможем заняться расследованием.

– Сбежал? А поверят?

– У него еще товарный вид?

– Ну так. – сделал Дзержинский ручкой.

– Тогда подходящего по комплекции оперативника вывезти в Финляндию, загримировать подходящим образом и сфотографировать. Так, чтобы было видно что-то узнаваемое. Например, вокзал. Сидит такой, пьет кофе в кафе в гражданской одежде. И опубликовать это фото в той же «Правде».

– Почему Финляндия?

– Да куда угодно. Хоть в Швецию или там в Париж. Это не принципиально. Главное – не Союз, и чтобы это бросалось в глаза. Что позволит выиграть время и тебе хоть немного поберечь свое здоровье.

– Интересно, – кивнул Феликс. – А как быть со Сталины? Это ведь он заказчик.

– Пусть Генрих напишет покаянное письмо. Своей рукой. Он ведь еще может это сделать? Вот и отлично. Пускай распишет все о том, какие делишки делал по его поручению. И твои люди в нужный момент отправят его в редакцию «Правды» допустим из Швейцарии. А еще лучше несколько таких писем. И выслать их разным адресатам. Чтобы не замяли. Ему можно даже пообещать освободить и отпустить. И даже сделать это. Главное, чтобы в этом покаянии не было никакой лжи. Только правда с массой подробностей. Он все равно после такого письма – труп. За ним весь Коминтерн будет охотиться. И не только он.

– Может быть проще пулю в затылок?

– Нам нужно максимально снизить накал в партии и стране. Поэтому пусть мысли людей отвлекутся. А то еще не хватало, чтобы мы тут новую Гражданскую устроили. Промеж себя. Уверен – враги революции этому только поаплодируют. Стоя.

– Я подумаю, что можно сделать. – очень серьезно ответил Дзержинский, сделав себе несколько пометок в ежедневнике.

– Документы Зиновьева удалось осмотреть?

– Пока нет. Мои люди сумели их конфисковать, равно как и у других погибших. Опечатать. И привезти в Москву. Но пока руки не дошли.

– Жаль. Я могу ошибаться, и буду счастлив ошибиться, но мне кажется, что деньги, которые революция выбивала из России, в основной своей массе осели на частных счетах. То есть, попросту разграблены. А это несколько миллиардов золотых рублей. Они бы нам очень сейчас пригодились, чтобы построить жизненно важные для страны предприятия.

– Понимаю. И я постараюсь сделать все, что в моих силах.

– Люди из Коминтерна не возмущались тем, что ты забрал эти несгораемые шкафы и сейфы?

– Они пока не знают. Мои люди полностью опечатали квартиры, закрыв в них доступ до окончания расследования. А «железяки» вывозили тайно и ночью. Так что какое-то время у нас есть.

– Можно будет даже их потом туда вернуть. Забрав ключевые материалы.

– Можно и так, – улыбнулся Дзержинский.

– Агентура из несгораемого ящика Свердлова что-то дала?

– Мало. Кое-какие псевдонимы мне известны. Но далеко не все. Многие из этих людей погибли в Гражданскую или умерли.

– Юровского пока не разрабатывал? – Дзержинский от этого вопроса нервно взглянул на Фрунзе. – Ну а что? Полагаю, что он сможет многое поведать о покушении на Ленина.

– Уже поведал. В деталях.

– И ты пока не хочешь это обнародовать?

– Боюсь. Ты ведь представляешь, какая буря начнется?

– Там кто-то задействован?

– Там много кто запятнал себя. Вообще в этом деле участвовало очень много старых коммунистов. В том числе и из Коминтерна. Если я это все обнародую, то организации будет нанесен непоправимый ущерб.

– А если нет, то она продолжит грабить страну и прожигать ранее награбленные средства.

– Экспроприированные.

– Это если на дело революции. А они на что их пускают? На себя. Значит награбленные эти деньги, а не экспроприированные.

– Сначала это надо проверить.

– В общем – если надумаешь и опасаешься беспорядков, то армия тебя поддержит.

– Не любишь ты Коминтерн. – усмехнулся Феликс Эдмундович.

– А за что его любить? Почти все восстания их закончились ничем. И это после нашего богатого опыта. Каждый раз словно в лужу пукают. А когда тот же Чичерин или кто-то еще из представителей Союза пытается о чем-то договорится с той же Германией они пытаются гадить. Сколько раз они включали радио-призывы к восстаниям во время переговоров? Ведут себя словно вредители и саботажники. Словно враги.

– Это так, – нехотя кивнул Дзержинский. – Но я хочу сначала проверить все.