Вираж бытия

— Пусть Генрих напишет покаянное письмо. Своей рукой. Он ведь еще может это сделать? Вот и отлично. Пускай распишет все о том, какие делишки делал по его поручению. И твои люди в нужный момент отправят его в редакцию «Правды» допустим из Швейцарии. А еще лучше несколько таких писем. И выслать их разным адресатам. Чтобы не замяли. Ему можно даже пообещать освободить и отпустить. И даже сделать это. Главное, чтобы в этом покаянии не было никакой лжи. Только правда с массой подробностей. Он все равно после такого письма — труп. За ним весь Коминтерн будет охотиться. И не только он.

— Может быть проще пулю в затылок?

— Нам нужно максимально снизить накал в партии и стране. Поэтому пусть мысли людей отвлекутся. А то еще не хватало, чтобы мы тут новую Гражданскую устроили. Промеж себя. Уверен — враги революции этому только поаплодируют. Стоя.

— Я подумаю, что можно сделать. — очень серьезно ответил Дзержинский, сделав себе несколько пометок в ежедневнике.

— Документы Зиновьева удалось осмотреть?

— Пока нет. Мои люди сумели их конфисковать, равно как и у других погибших. Опечатать. И привезти в Москву. Но пока руки не дошли.

— Жаль. Я могу ошибаться, и буду счастлив ошибиться, но мне кажется, что деньги, которые революция выбивала из России, в основной своей массе осели на частных счетах. То есть, попросту разграблены. А это несколько миллиардов золотых рублей. Они бы нам очень сейчас пригодились, чтобы построить жизненно важные для страны предприятия.

— Понимаю. И я постараюсь сделать все, что в моих силах.

— Люди из Коминтерна не возмущались тем, что ты забрал эти несгораемые шкафы и сейфы?

— Они пока не знают. Мои люди полностью опечатали квартиры, закрыв в них доступ до окончания расследования. А «железяки» вывозили тайно и ночью. Так что какое-то время у нас есть.

— Можно будет даже их потом туда вернуть. Забрав ключевые материалы.

— Можно и так, — улыбнулся Дзержинский.

— Агентура из несгораемого ящика Свердлова что-то дала?

— Мало. Кое-какие псевдонимы мне известны. Но далеко не все. Многие из этих людей погибли в Гражданскую или умерли.

— Юровского пока не разрабатывал? — Дзержинский от этого вопроса нервно взглянул на Фрунзе. — Ну а что? Полагаю, что он сможет многое поведать о покушении на Ленина.

— Уже поведал. В деталях.

— И ты пока не хочешь это обнародовать?

— Боюсь. Ты ведь представляешь, какая буря начнется?

— Там кто-то задействован?

— Там много кто запятнал себя. Вообще в этом деле участвовало очень много старых коммунистов. В том числе и из Коминтерна. Если я это все обнародую, то организации будет нанесен непоправимый ущерб.

— А если нет, то она продолжит грабить страну и прожигать ранее награбленные средства.

— Экспроприированные.

— Это если на дело революции. А они на что их пускают? На себя. Значит награбленные эти деньги, а не экспроприированные.

— Сначала это надо проверить.

— В общем — если надумаешь и опасаешься беспорядков, то армия тебя поддержит.

— Не любишь ты Коминтерн. — усмехнулся Феликс Эдмундович.

— А за что его любить? Почти все восстания их закончились ничем. И это после нашего богатого опыта. Каждый раз словно в лужу пукают. А когда тот же Чичерин или кто-то еще из представителей Союза пытается о чем-то договорится с той же Германией они пытаются гадить. Сколько раз они включали радио-призывы к восстаниям во время переговоров? Ведут себя словно вредители и саботажники. Словно враги.

— Это так, — нехотя кивнул Дзержинский. — Но я хочу сначала проверить все.

— На днях должны приехать представители германских компаний DWG и Mauser. Они заинтересовались нашими предложениями о концессиях. Вот и проверим. Уверен — попытаются устроить какую-нибудь гадость.

— И что ты предлагаешь? Заблокировать у них радиостанцию?

— Ладно. Это преждевременный разговор. Надо действительно все проверить. Может быть я на них зря наговариваю. Мда. Слушай, а ты не отрабатывал «камеру»? Николай Игнатьевич Казаков он ведь ядами занимается. Может кто из подозреваемых к нему заходил или его подручные. Ну и «отоваривались».

— Михаил Васильевич! Откуда вы знаете о лаборатории Казакова?! Ответьте пожалуйста! — очень нервно спросил Дзержинский, перехода на «вы», хотя они уже давно общались в панибратском ключе.

— Товарищ Дзержинский, — с улыбкой ответил нарком. — Что за вопросы вы задаете? Думаю, вы не станете отрицать, что нарком обороны один из самых информированных людей в стране? В любой. И уступит в этом лишь главе службы безопасности. К тому же я, как и вы, много всего подмечаю, запоминаю, делаю выводы.

— Нет, но…

— В данном же случае все очень просто. Мне об этой лаборатории рассказал товарищ Ленин. В 1921 году, когда я от Ататюрка вернулся. Я ведь от Владимира Ильича флакон с ядом получал, на тот случай, если арестуют, чтобы я мог покончить с собой. Вот как приехал и сдал его обратно, Ленин и поведал мне, как надежному партийцу об этой лаборатории.

— Это… неожиданно…

— В жизни всякое бывает. Ну так что, будете проверять его?