— Брюшной тиф подхватил, — чуть подумав произнес Дзержинский. — Да, видимо это он. Совсем Генрих себя не бережет. Видно водички где сырой попил. Вот и слег.
— Какие-нибудь интересные показания есть?
— К убийству Зиновьева он не причастен. Все отрицает. А вот тебя да — он курировал. Тело Алексея Дмитриевича Очкина мы уже нашли. Его захоронили во дворе смоленского отделения ГПУ.
— Это точно он?
— Генрих утверждает, что он. Местные чекисты — тоже.
— Кто заказывал?
— Ты правильно догадывался.
Фрунзе нервно усмехнулся и потер лицо руками.
Он все же надеялся на то, что ошибся в своих выводах. Что это все лишь совпадение. Но нет…
Хотя на что он рассчитывал? Революционеры они всегда остаются революционерами. И если с них отбросить флер борцов за все хорошее против всего плохого, то получается довольно специфический остов. Состоящий из по сути уголовника-беспредельщика[1], либо рвущегося к власти, либо ведомого навязчивыми идеями. В первом случае нас поджидают мерзавцы разного калибра, во втором — психи.
Жесть?
В полный рост.
И именно она порождает ту «кровавую каша», в которой «революция пожирает своих сынов». Всегда. И побеждает в это борьбе отнюдь не самый честный, справедливый и мудрый. Последним остается в этой «банке с пауками» остается самый коварный, хитрый и безжалостный. Ну и удачливый, куда уж без это? Другому там просто не выжить.
По этой причине Фрунзе и сделал ставку на Феликса. У него, в отличие от того же Троцкого, Зиновьева или скажем Сталина, не было гиперболизированной жажды власти. Навязчивых идей — вагон и маленькая тележка. В Средние века таких как он называли одержимыми. В XXI веке ставили диагноз обсессивно-компульсивного расстройства.
Весело?
Очень.
Но предсказуемо. Потому что навязчивые идеи Дзержинского в целом неплохо укладывались в концепцию построения здравого государства. И не вступали в фундаментальные противоречия с чаяниями Фрунзе. Тем более, что он их еще и кокаином подкреплял, который, как известно, сильно бьет по критическому мышлению и восприятию возражений. Из-за чего обострял их, укреплял и оттачивал.
Феликс был психом. Но правильным, нужным и полезным психом.
А вот Сталин он… просто шел к власти. Стравливал своих врагов. Менял коалиции. И жрал их одного за другим. Пока не остался последним тяжеловесом на советском олимпе. И был в сути своей неотличим от Свердлова, Зиновьева, Троцкого или там Ленина. Таковых в любой революционной партии было можно вагонами отгружать.
Да, после того, как Иосиф Виссарионович захватил власть какая-то внятная созидательная деятельность пошла. Шелоб стала обустраивать свое жилище. Но не сильно толковая, потому как ничего кроме борьбы за власть он делать хорошо не умел, образован был слабо, да и кругозором не блистал. Из-за чего его подчиненные нередко могли гадами водить за нос и втюхивать разное. Во всяком случае пока петух в жопу не клюнул в районе 1939–1940 лет и он не задергался, начав лихорадочно подтягивать не только верных, но и по возможности умных…
— И что ты хочешь предпринять?
— Я хочу сначала выяснить, кто убил Зиновьева.
— А если не получится?
— Думаешь? — прищурился Дзержинский.
— У нас очень низкий уровень квалификации оперативников. И я не удивлюсь, если они снова упрутся в тупик. Как в том нападении на меня. Помнишь? Когда машину обстреляли. Да и последнее покушение. Я не думаю, что что-то выгорит. Если бы я не перенервничал и постарался не убить, но ранить этих падающих, то да. Шанс был бы. Но вышло то, что вышло.
— Это да, — мрачно покивал головой Дзержинский.
— Может быть Ягоду все же подлечить?
— Ты думаешь?
— Объявить о том, что он разыскивается в связи с организацией покушений на меня и убийством моей супруги. А потом заявить, что видели его в Финляндии. Дескать, сбежал. Это позволить снизить накал страстей и успокоить Сталина. Потому что сторонника Зиновьева сделают нужные выводы. Пусть ищут черную кошку в черной комнате, тем более, что ее там нет. А мы в спокойной обстановке сможем заняться расследованием.
— Сбежал? А поверят?
— У него еще товарный вид?
— Ну так. — сделал Дзержинский ручкой.
— Тогда подходящего по комплекции оперативника вывезти в Финляндию, загримировать подходящим образом и сфотографировать. Так, чтобы было видно что-то узнаваемое. Например, вокзал. Сидит такой, пьет кофе в кафе в гражданской одежде. И опубликовать это фото в той же «Правде».
— Почему Финляндия?
— Да куда угодно. Хоть в Швецию или там в Париж. Это не принципиально. Главное — не Союз, и чтобы это бросалось в глаза. Что позволит выиграть время и тебе хоть немного поберечь свое здоровье.
— Интересно, — кивнул Феликс. — А как быть со Сталины? Это ведь он заказчик.