Винг

Немец злобно вперился в вновь прибывших льдисто-голубыми, почти белыми глазами. Лицо его поражало красотой, и, как надругательство над Божьим творением, воспринималось выражение гордыни и надменности, искажавшее безупречные черты. Такая загоревшая до черноты кожа могла быть только у ветерана боев в пустыне, одного из тех, кто принес ордену могущество, богатство и славу. Сумрачный вид и темный лик рыцаря заставляли вспомнить Люцифера в дни его мятежа. Грозному воину соответствовал и герб на широком массивном щите: вверху — черный замок на горе в красном поле, внизу — красный коршун, косо распростерший крылья, в черном. Белая перевязь под баронской короной показывала, что он младший сын в роду, а, может быть, и бастард.

Голосом, сломанным в грохоте боев, рыцарь проскрежетал:

— Кто вы? Не медлите с ответом, если дорога жизнь!

Что-то, должно быть, внушенное милордом Томасом недоверие к союзникам, толкнуло Эдварда ответить всего лишь правдоподобно:

— Воины короля Англии, из отряда де Во, передовой дозор.

— Барон не в Акре? — откровенно удивился тевтонец, — Что вы здесь потеряли, британцы?

— Войско короля берет под контроль побережье до Триполи, — вдохновенно сочинял сакс, — в полулье за нами следуют две сотни стрелков капитана Меркадэ.

— А цитадель, что, взята? — рыцарь был явно озабочен.

— Это дело, считай, решенное, — Эдвард выдавал желаемое за действительное, — в крепости голод. Эмир Каракуш пошел на переговоры.

— Фу! Договариваться с язычниками…

— К сожалению в битве гибнут не только язычники! К чему зря лить христианскую кровь, коли с умом можно обойтись и без потерь? Это ваши орденские мясники рубят без разбору всех, кого не попадя, и чужих, и своих! — ехидно влез в разговор Алан, прозрачно намекая на всем известные грабежи и убийства христианского населения Сирии.

Рыцарь побагровел от негодования, но ответить не успел. Старик в двуколке, голосом, звучным, как большой колокол, воскликнул:

— О да, доблестные английские воины, только сейчас этот лицемерный Каин сразил брата своего во Христе! — он попытался спрыгнуть с козел, но копье тевтонца вновь нацелилось на него. — Кровь невинного, — старик показал на убитого, — вопиет к небу!

Он свободно владел норманнским, лишь странно гортанно чеканил слова, напомнив саксу акцент басков, которых он встречал в Аквитании.

— Молчи, мусульманское отродье, твоя смерть тоже не за горами Ливана! — яростно оборвал седобородого немец.

— Все мы смертны! Может, и твоя, еще неведомая, смотрит сейчас тебе в глаза! — бесстрашно ответил тот.

— Кто ты, почтенный старец? Что тут произошло, почему убит этот несчастный? — снова вступил в разговор Эдвард.

Немец взревел, поворачивая коня к друзьям:

— Старик — лекарь самого Саладина! Мы воюем с погаными иноверцами, а этот колдун их врачует! Сам дьявол помогает ему исцелять врагов!! — рыцарь истерически повышал надсаженный голос. — Раны, нанесенные воинами Христа, он лечит во имя дьявола, и язычники вновь садятся на коней и берут в руки оружие!!! Он одержим…

Звенящая бронза голоса старика легко перекрыла ржавый лязг обвинений орденского монаха:

— Сам ты одержим злом, поп! Я лечу всех, кто ко мне приходит, и сарацин и христиан! Всех, кому больно, как завещал нам, врачам, Гиппократ! И сколько хватает сил и слов, я убеждаю пациентов отложить оружие и жить в мире. Жаль, мало кто слушается! А насчет мусульманского отродья… Армения первой в мире стала христианским государством, и когда твои предки, невежественный германец, ходили в завшивевших шкурах и приносили человеческие жертвы Вотану на берегах Рейна, мой народ сотни лет уже чтил Иисуса!

Немец двинул коня на повозку, а в руках старика откуда-то мгновенно возник длинный предмет, завернутый в козью шкуру.

Вмешательство в конфликт вряд ли способствовало срочной доставке письма, но Эдварда поразило лицо седобородого. Одухотворенное, как у святого, оно светилось искренностью и силой. Голос его заворожил сакса, словно труба архангела. Молниеносный взгляд карих глаз, казалось, проник до самого сердца, призвал на помощь.

И юноша свершил поступок, решивший всю его судьбу. Он поднял руку и воскликнул:

— Именем короля Англии, я беру этого человека под защиту! Оставь его в покое, тевтонец!

— В покое?! Конечно, оставлю — в вечном! Вот только снесу и тебе голову, английский щенок! Защитник выискался, схизматики не лучше турок… — немец вздыбив, развернул коня. Послушники перенацелили в сакса стрелы.

Алан вклинился между соперниками:

— Ай-ай-ай! Ваше преподобие, а две роты, что идут за нами, вы тоже того… в капусту?

Грозный рыцарь ничего не слушал, отъехав, он готовился к атаке.

— Ну, что ж, коли так не терпится, бейтесь! — Алан взял в сторону, открывая тевтонцу дорогу, но, когда тот пригнулся и опустив копье двинулся вперед, внезапно бросил коня наперерез.

Не ожидавший подвоха рыцарь получил удар копьем в бок, потерял стремя, и загремел с коня кучей металлолома. Пока он силился подняться, Алан мгновенно спешился и приставил меч к его лицу.