Винг

— Как объяснить, что со мной? Мнится мне, негоже смертному бороться с судьбой, спорить с провидением! Тяжко ранив, лишив сил, не за грехи ли сразил меня Господь десницей своей? И не множу ли я вину стократ, противясь воле его? Не скудному моему разуму судить деяния Тиграна, но не гореть ли и мне с ним в геенне огненной за гордыню, за то, что преступил предел, положенный Творцом человеку?! Не искушение ли машина врага рода людского? И некому отпустить мне грехи! Ну, кому я здесь исповедуюсь в них… Кто просветит меня? Тигран заладил одно: "наука, наука"! Заколдовал, и что ему мои сомнения! Ты — вообще другой веры…

Ноэми отодвинулась чуть в сторону:

— Позволь спросить, сэр рыцарь: какие же грехи ты ставишь себе в вину? Может быть, спасение Тиграна? Может, не стоило мешать проклятому тевтонцу, "святому воителю за веру"? Так они себя именуют, да? Или любовь ко мне, нечестивой, твой грех? Так, может, правильно убили моих родных, и их смерть хоть немного искупит его?! Ой, нет, ты не согрешил еще со мной, каяться и исповедоваться пока не в чем! Меня пока не поздно исключить из списка искушений… Как же зол твой Господь! Ох, как он не любит, когда люди счастливы! — она порывисто встала. — Я обещала верить в лучшее в тебе, и верю, но должна сказать: — Как ты глуп, Эдвард Винг! Боишься ада из-за каких-то мнимых грехов? Не больший ли грех ли сомневаться в друзьях и любви?! Эх, ты! Говоришь: — Давай верить друг в друга! — а сам-то ты веришь своему сердцу?!

Она ушла, а он остался сидеть, спрятав горящее лицо в ладони. И Ноэми, и Тигран посчитали дураком… Было невыносимо стыдно. Но и сомнения свои он отнюдь не разрешил. Оставалось терпеть и молиться…

Глава двадцать пятая. Возвращение в Бейрут

Наступил долгожданный день, когда Тигран счел подготовку Эдварда достаточной. С утра он проэкзаменовал его по кодовой таблице управления машиной, а затем гонял вдоль и поперек лужайки у разноцветного озерца, раз сто заставил обежать вокруг дома. Велел включить режим максимальной силы и поднять над головой огромный камень.

— Бросай! — скомандовал лекарь, и земля загудела от падения валуна. — Все в норме… Ну, надо отправляться! Пока доедешь, окрепнешь окончательно. Провожу вас до Оронта, сельджуки хоть и не воюют сейчас с вами, но мало ли что! Лучше бы подлететь, да твой битюг в вертушку не влезет… Скажи Ноэми, чтобы собиралась. Завтра с утра и тронемся.

Заканчивалась гнетущая неопределенность, и сердце Эдварда радостно забилось:

— Скорее к морю! Прочь отсюда, от Тиграна, пусть доброго, мудрого, но все же колдуна! Там христиане, там храмы Божьи, откроюсь святым отцам, сниму грех с души… Пусть благословят меня на справедливое дело! Освобожу Алана, отомщу ненавистному убийце! А исповедь священна — машина останется тайной моей и Бога…

В дверях дома старик обернулся:

— Пойдем-ка, получишь новое снаряжение.

На столе в его кабинете лежал полный набор рыцарских доспехов. Тигран показал на них:

— Вот, владей. Это не обычная сталь, все сделано там… далеко… Меч, копье или стрела их не пробьют. Не позволяй, единственно, стучать по шлему — сотрясение мозга получишь!

Сакс примерил обновку. Доспехи внешне немногим разнились от изуродованных под Арзуфом, да оно и к лучшему — не стоило слишком выделяться среди других рыцарей. Новый меч старик наглядно продемонстрировал в действии: рубанул им с размаху по толедскому клинку Эдварда, показал огромную зазубрину на испанском лезвии и, швырнув изуродованное оружие в угол, сказал:

— И Алану с Шимоном захватишь такие…

Доспехи сложили с вечера в двуколку. Вооружение оруженосца принесла и Ноэми — выпросила для себя у Тиграна. Увидев неодобрительное выражение на лице сакса, мрачно высунула ему язык. Спорить он не стал — понимал, что бесполезно.

Снабдил юношу лекарь и деньгами, сумма золотом была внушительна, хватило бы не на одно поместье в Англии, но от благодарности старик попросту отмахнулся:

— Бери, пока дают! У меня денег много… Медицина, если хочешь знать, всегда будет высокооплачиваемой профессией.

Погрузили и шкатулку с запасом батарей года на три.

Вечером за ужином попрощались с гостеприимным домом, поблагодарили молчаливую Кнарик за материнскую заботу.

В конце трапезы Тигран поднял бокал: — Выпьем за успех нашего правого дела, за свободу Алана, а главное — за свободу твоего ума, Эдвард!

С утра, чуть холодное горное сентябрьское солнце зажгло снежные вершины, тронулись в обратный путь к морю.

Сакс возобновил тренировки, как только дорога расширилась в предгорьях, на открытом пространстве фехтовал, приучал коня к рыцарским хитрым приемам. Особенно ценился ровный быстрый галоп, позволяющий точно навести копье в цель. Навыки постепенно отшлифовывались, координация движений стала совершенной.

Как-то он попробовал сжать бока скакуна коленями — дать шенкеля, и, видимо, перестарался. Конь протестующе захрапел и зашатался под ним. Получалось, Эдвард получил надежное средство для подчинения самой упрямой лошади — железные ноги имели свои преимущества.