Вспоминаю один из убедительных аргументов в пользу вероотступничества: потерявший близкого человека католик мог обрести несказанное утешение, вымаливая умершего из чистилища. Автор не покушался на более прочный мир тех, чья вера вообще отвергала чистилище, но, задумавшись, я выбрала вторую доктрину как более утешительную. Брошюра развлекла и не доставила болезненных переживаний. Лицемерная, сентиментальная, поверхностная проповедь немного развеяла грусть и даже заставила улыбнуться. Ужимки волка в овечьей шкуре, пытающегося подражать блеянию простодушного ягненка, позабавили, а некоторые пассажи напомнили прочитанный в детстве методистский трактат, где фанатизм подавался под сладким соусом воодушевления. Тот, кто написал лживое сочинение в сиреневой обложке, не был плохим человеком: хотя сквозь строчки то и дело проглядывала тренированная хитрость (раздвоенное копыто системы), я бы не обвинила автора в неискренности. Суждения его, однако, нуждались в медицинских средствах поддержки, ибо страдали рахитом.
Я посмеялась над щедрой порцией материнской нежности, расточаемой румяной пожилой леди семи холмов великого Рима, как посмеялась и над собственным нежеланием, если не сказать неспособностью, принять ласки. Взглянув на титульный лист, обнаружила имя отца Силаса, а на форзаце прочитала мелкую, однако четкую карандашную надпись: «Люси от П.К.Д.Э.». Это краткое послание заставило рассмеяться, но совсем не так, как прежде: я воскресла и прозрела, с глаз спала пелена гнетущего недоумения. Тайна сфинкса получила разрешение. Сочетание двух имен – отца Силаса и Поля Эммануэля – стало ключом к разгадке. Все оказалось просто: кающийся грешник посетил своего исповедника, получил позволение ничего не скрывать, не хранить в святости ни единого уголка сердца и души.
Хитрый наставник вытянул мельчайшие подробности нашего разговора: ученик признался, что заключил договор о дружбе, и рассказал о названой сестре. Разве могла церковь признать такой договор и такую сестру? Братский союз с еретичкой! Я почти слышала, как отец Силас отвергает нечестивый союз, предупреждает духовное чадо об опасности, призывает к сдержанности; своей властью и памятью всего, что дорого и свято, заклинает немедленно принять ту новую систему отношений, от которой у меня едва не застыла кровь в жилах.
Далеко не самые радужные предположения все же принесли облегчение. Видение маячившего в тени призрачного недоброжелателя казалось пустяком по сравнению с внезапным изменением в отношении и поведении самого месье Поля.
С расстояния прошедшего времени не могу рассмотреть, насколько описанные выше объяснения принадлежали мне лично, а в какой степени явились со стороны. Помощь не заставила себя ждать.
Тем вечером мы не увидели красивого ясного заката. Запад и восток скрылись в единой огромной туче. Синяя с розовыми проблесками летняя дымка не смягчила окружающего пространства. С болот к Виллету подкрался плотный, вязкий туман. Лейка могла спокойно отдыхать на привычном месте возле колодца. Всю вторую половину дня моросила мелкая сырость, а потом и вовсе перешла в плотный тихий дождь. В такую погоду вряд ли кто-то отважился бы прогуляться по мокрым аллеям, под низко нависшими кронами отяжелевших от дождя деревьев, а потому я вздрогнула, услышав донесшийся из сада радостный, приветственный лай Сильви. Этот полный любви голос мог обращаться к одному-единственному человеку.
Сквозь стеклянную дверь и арку беседки можно было заглянуть в глубину запретной аллеи: оттуда, белея сквозь мрак, словно маленький кустик цветущей калины, выскочила Сильви и принялась скакать и бегать, пугая затаившихся в зарослях пичужек. Я минут пять вглядывалась в сумрак, но подтверждение знамения так и не появилось, и пришлось вернуться к книгам. Лай внезапно прекратился, и я опять подняла голову. В нескольких ярдах от дома, размахивая пушистым хвостом из стороны в сторону, собачка молча следила за движениями лопаты в неутомимых руках. Согнувшись, месье Эммануэль вскапывал мокрую землю под истекающими дождем кустами с таким рвением, словно от успеха работы зависело его дальнейшее существование.
Картина поведала об остром внутреннем конфликте: точно так же в самый холодный зимний день, подгоняемый болезненным переживанием, нервным возбуждением или печальным самобичеванием, мэтр мог целый час перекапывать смерзшиеся сугробы – сдвинув брови, сжав зубы, ни разу не подняв головы и не разомкнув губ.
Сильви, видимо утомившись наблюдать за работой, опять принялась бегать, крутиться волчком, высматривать, принюхиваться, пока наконец не обнаружила в классе меня. Тут же собачка принялась облаивать окна, словно хотела пригласить разделить свой восторг трудолюбием хозяина. Поскольку мы с месье Полем иногда гуляли по аллее, она решила, что, несмотря на дождь, я должна немедленно составить ему компанию.