Виктор Вавич

— Нельзя, нельзя! Невозможно! — Таня шла, почти бежала по тротуару, говорила эти слова и с силой трясла головой Ничего не видела, и ноги сами несли по панели. — Стоят, стоят, черти, смотрят… бегут! — и Таня на секунду скашивала на прохожих, ненавистных, ярые глаза и снова трясла головой. Она вбежала по лестнице Тиктиных и опомнилась только у двери и вдруг с силой прерывисто стала тыкать кнопку звонка. Дверь отворила Дуняша. Танечка чуть не сбила Дуню с ног, толкнула в сторону пустое кресло — она видела испуганное лицо Анны Григорьевны. Анна Григорьевна полуоткрыла рот, как будто чтоб вдохнуть удар.

— Это нельзя, немыслимо! — шептала Таня, и губы бились, сбивали слова. Она прошла, как была, не раздеваясь, в гостиную, прошла взад и вперед по ковру — Анна Григорьевна смотрела на нее изломанными бровями.

Таня с размаху села в угол дивана, сжала щеки руками.

— Голубушка, что? Что? — старуха стала на колени, старалась заглянуть ей в лицо. — Что, что, милая?

Таня трясла головой и еще сильней сжала руками лицо.

— С Надей нашей? У вас она? Надя?

Танечка вдруг оторвала руки от лица, выпрямилась в углу дивана, и Анна Григорьевна увидала злые, яростные, ненавидящие глаза и увидала кровавые полосы на щеках, что остались от рук.

Анне Григорьевне казалось, что сейчас, сейчас Таня плюнет, плюнет так, что убьет. Ждала мгновения, как выстрела, не отрывала взгляда от глаз.

— К чер… — Таня не договорила и повернулась всем корпусом в угол дивана, вдавила голову в широкую спинку. Анна Григорьевна увидала, что стали вздрагивать лопатки. Она поднялась на ноги.

— Дуня! Воды! — крикнула Анна Григорьевна.

— Уйдите! — на всю квартиру закричала Таня. Анна Григорьевна вздрогнула от этого крика и бросилась вон из комнаты Дуня со стаканом спешила навстречу.

— Тише! Тише! — шептала, задыхаясь, Анна Григорьевна. — Поставьте тихонько на столик возле барышни. Боже, Боже мой, что ж это? — металась Анна Григорьевна от окна к столу. Она услышала хрип и спазмы. — Истерика! — И Анна Григорьевна вошла в гостиную.

Таня так же сидела головой в диван. Анна Григорьевна попробовала дотронуться до ее головы, но Таня вся дернулась, как от удара электричества, и вдруг глянула на Анну Григорьевну напряженным взглядом, закусила распухшую губу. Выпрямилась. Отвела взгляд. Поправила сбитую набок шляпу. Одернула юбку. Она тряским дыханием сказала:

— Про…сти…те, — она старалась успокоить лицо, успокоить в руке стакан. Она отпила половину. Анна Григорьевна смотрела на ее руки в крови, на изрезанные перчатки.

— Вам дать чего-нибудь? — говорила Анна Григорьевна, хотела спешить, но Таня покачала головой, медленно, размеренно.

— Благодарю вас. Я сейчас уйду. Не беспокойтесь.

— У вас кровь, кровь тут, — Анна Григорьевна показала на своем лице.

— Пустяки! — Таня говорила уж почти спокойно. Она достала платок из сумочки, слюнила его и терла щеку.

— Руки, руки! — Но Таня осторожно отвела руки, не дала Анне Григорьевне.

— О вашей Наде я, к сожалению, ничего не знаю. У меня она не была вот уж неделю, что ли.

Танечка глубоко перевела дух.

— Танечка! Что за тон, милая вы моя! — умоляюще крикнула Анна Григорьевна.

— О Наде ничего, — ровным тоном начала Таня.

— Да с ума вы сошли, Танечка! За что? Несчастье кругом, а вы… Танечка!

И Анна Григорьевна наклонилась и сильно трясла Таню за плечо, как будто старалась разбудить.

— Ведь часу нет как городовой ушел. Обыск был.

Таня вскинула глаза.

— Надю искали. Засаду оставили. Милая! — и в голосе и в глазах Анны Григорьевны были слезы. — Голубушка! — всхлипнула Анна Григорьевна и увидела, что можно обнять Таню, и она прижимала ее всей силой и плакала неудержимо свободной бабьей рекой, широкими слезами.

Таня гладила старуху по голове, откидывала со лба мокрые седые волосы.

— Не могу, не могу, — всхлипывала Анна Григорьевна, — извелась, за всех извелась! Саньку понесло! Куда? — и она смигивала с глаз слезы, чтоб верней видеть Танин взгляд. — Куда? — вдруг остановила плач Анна Григорьевна, она держалась взглядом за Танины глаза. Танин взгляд дрогнул, на миг раскрылся, как крикнул. — Ну скажите, куда? — и Анна Григорьевна трясла Таню. — Знаете, знаете? Ну, не мучьте! — и она целовала Таню в плечо. Таня отвела глаза.

— Вот вам честное слово — не знаю. Не пропадет!

Таня встала. Анна Григорьевна с дивана спрашивала еще заплаканным взглядом: «правда? не пропадет?»

— Руки бы умыть… — сказала Таня, усиленно разглядывая свои руки.

Анна Григорьевна вскочила:

— Да, да! Что я! Как это вы?

— Пустяки, — улыбалась Таня, — это я стекла била со злости. Я ведь ужасно злая, — болтала Таня и сдергивала разрезанные перчатки, они прилипли от крови.

— Осторожней, осторожней! — говорила Анна Григорьевна, поливала на руки Тане. — Смотрите, нет ли стекла. Стойте, я сейчас бинт достану. Бинт надо.