В ночь перед моим очередным путешествием в Авиньон случилось неприятное происшествие — меня снова попытались убить. После гибели Виолетты мой сон ухудшился, а после смерти Эмилии стал совсем никудышным. Я долго не мог заснуть, часто просыпался среди ночи, мучаясь разными мыслями и воспоминаниями. Туссеан поил меня усыпительными травами, они помогали, но чуть-чуть.
В одну из таких бессонных ночей я услышал шум за окном. Моя спальня в Лиго располагалась на третьем этаже, и меня посетил резонный вопрос: что за существо крадется по вертикальной каменной стене?
Я тихо поднялся с постели, взял меч и подошел к окну. Бледная луна освещала силуэт пришельца. Он выглядел как человек, но лихо поднимался, цепляясь кончиками пальцев за маленькие щели между камнями. Я давным-давно читал о каком-то скалолазе-силаче, французе, который тоже мог так, но это было в моем родном мире. Здесь такие скалолазы не водились, и я подумал, что в мою спальню лезет голем.
Конечно, было бы хорошо взять его в плен. Я не рассчитывал, что он скажет что-то важное, но мне хотелось поговорить с такими, как он, чтобы понять, о чем они думают. Я осмотрелся по сторонам и обнаружил тяжеленный керамический кувшин, стоящий в углу. Энцеф более устойчив к ударам, чем человеческий мозг, однако если постараться, то можно добиться сотрясения даже энцефа. Кувшин, конечно, мог оказаться слишком уж тяжелым, и тогда голем сдохнет. Ну и черт с ним в этом случае, решил я.
Когда голова в легком кожаном шлеме просунулась в окно, я ударил. Кувшин разлетелся на части со звуком небольшого взрыва. Голем обмяк и заскользил наружу, чуть не вывалился из окна, мне пришлось втащить его в комнату.
Ко мне в спальню вбежала охрана, привлеченная грохотом. Мы связали голема крепкими веревками и положили около стены. Я принялся гадать, выживет он или нет, но его голова оказалась крепкой, и примерно через полчаса голем пришел в сознание.
Он захлопал глазами совсем как человек и попытался сесть. Мы с Никером помогли ему и усадили, прислонив к стене. На вид голему было лет тридцать, хотя кто его знает, сколько он прожил на самом деле.
— Ну что, попался? — с иронией спросил я. — Раньше мне встречались только дохлые люди-големы. У них голова становилась глиняной. А ты целехонек.
— Граф… — сухие губы незадачливого гостя шевельнулись. — Вы подозрительно ловки. Вас надо было давным-давно прикончить.
Я знал, что у человека после такого удара сильно болела бы голова. Голем, похоже, не страдал головной болью.
— А что, кто-то давно уже предлагал меня прикончить? — с интересом произнес я.
Голем едва заметно усмехнулся. Он был небрит, и его щетина окрашивала нижнюю половину лица в коричневый цвет.
— Когда вы разом захватили три замка, мы посовещались. Кое-кто предлагал вас убить, но остальные приняли вас за обычного выскочку. И я в том числе, вот дурак.
Я задумчиво кивнул. Выходит, люди-големы местной агентурной «ячейки» регулярно устраивали совещания.
— Как вы поддерживаете связь с деймолитами? — спросил я.
Голем осклабился.
— Этого я вам не скажу, граф.
Никер тоже решил вставить словечко в разговор.
— Даже если тебя поджарить на медленном огне? — хищно осведомился он.
— Не пугайте меня, — голем скривил тонкие губы. — Я умею отключать боль. И мне не страшна смерть. Это вы, люди, ее боитесь. Мы — нет.
— Почему? — спросил я. — Почему вы не боитесь смерти?
Голем посмотрел на меня весьма выразительно. Он сидел на полу, но взгляд был высокомерен.
— Потому что мы не думаем о том, что будет с нами, когда мы умрем. Это людские заморочки. Мы точно знаем, что ничего не будет. Каждому из нас рано или поздно придется умереть. Так какая разница когда? Мы выполняем свой долг и умираем с легким сердцем. Не то что вы, люди. Вы страшитесь вашей загробной жизни, часто молите о пощаде. Вы жалкие.
— Мы жалкие?! — рассвирепел Никер. — Ты сидишь тут, скрученный веревками, с раной на голове, а мы — жалкие?!
— Жалкие, — равнодушно подтвердил голем. — Мы лучше, чем вы. Когда вас всех загонят в стойло, где вам самое место, такие как я будут управлять вами.
— Ты уверен, что пытки бесполезны? — Никер гневно сверкнул глазами и обернулся ко мне.
— Да, — я кивнул. — Если голема сделать как надо, то он ни в чем под пытками не признается. Нужно знать ключевые слова, чтобы заставить его повиноваться. Да и то в случае разумных големов это может не сработать. Чем голем умнее, тем труднее им управлять. Что вызывает вопрос: почему ни один из человекоподобных големов не сделал попытку перейти на сторону людей?
— Потому что вы жалкие, — снова со злорадством откликнулся гость. — Не можете контролировать свои ощущения, боитесь смерти, боитесь того, что будет после смерти. Вас сменим мы, мы совершенней.
— Как он меня раздражает, — Никер сжимал рукоять меча, будто прикидывая, стоит ли достать его из ножен и вонзить в горло пленника. — Мы с ним говорим несколько минут, а раздражает он меня так, будто я просидел с ним десять лет в одной камере в королевской тюрьме.