Сообразительный шут умел развеселить царя, впавшего в уныние, улучшал настроение. Проказничал, задевал насмешками царедворцев, Нередко подтрунивал над царём, а то и, прикрываясь дурачеством, осмеливается говорить нелицеприятную правду в весьма резкой форме, порой страдая за свой длинный язык.
Историк Василий Иванович Семевский (1849 – 1916 гг.) писал о том, что Иван Балакирёв «прикинувшись шутом, сумел обратить на себя внимание Петра Великого и получил право острить и дурачиться в его присутствии… В неисчерпаемой веселости своего характера, в остроумии, в находчивости и способности ко всякого рода шуткам и балагурству, он нашел талант “принять на себя шутовство” и этим самым… втереться ко двору его императорского величества… Верно одно: что Балакирёв умел пользоваться обстоятельствами, умел делаться полезным разным придворным, был действительно из шутов недюжинных.»
В многотомных «Деяниях Петра Великаго, мудраго преобразователя России» историка Ивана Голикова, опубликованных в 1788-17978 годах, Иван Балакирёв именуется любимым царским шутом. Историк при этом ссылается на многие исторические документы, свидетельства современников, приводит реальные случаи. Хотя в ранг любимого шута царя его возвёл народ, официально он таковых не был.
Но потом приключилась история, которая разом оборвала карьеру Ивана Балакирёва.
В то время неверная царица состояла в любовной связи с камергером Уильямом Монсом, которому с Иваном пересылала записки. В конце концов это стало известно Петру I и Монс со всеми теми, кто оказался причастным к этому делу, был арестован. В их числе и Иван Балакирёв.
О том, что камергер наставил рога Петру I, не оглашалось: в официальном обвинении указывалось взяточничество и другие преступления.
Утром 16 ноября 1724 года на Троицкой площади перед зданием Сената палач отрубил голову Уильяму Монсу. По высочайшему повелению её установили в кабинете Екатерины, дабы она каждодневно лицезрела своего любовника.
Егору Столетову, секретарю соблазнителя, вырвали ноздри и отправили на десятилетнюю каторгу. Фрейлину Матрёну Балк, сестру Уильяма Монса, и Ивана Балакирёва прилюдно выпороли батогами и выдворили из столицы. Женщине добавили вечную ссылку в Сибирь, а камер-лакея отправили на три года в балтийский порт Рогервик, где его принудили заниматься строительными работами.
Снова при дворе
Будущее виделось Ивану Балакирёву в самом чёрном свете. Но уже в следующем году Пётр I умер, на трон воссела его блудливая вдова, Екатерина I, и все наказанные по выше указанному делу были возвращены в Санкт-Петербург, где их осыпали милостями. Бывший камер-лакей получил чин прапорщика Преображенского полка, по царскому указу получил право на владение бывшими имениями касимовских царей, несколько сотен крепостных и даже титул «царя касимовского».
По другим данным это произошло раньше. с этим городом сохранилась следующая история. В 1733 году, посетив Касимов вместе с Петром I, Балакирёв высказал шутливое пожелание стать татарским ханом. Царь тут же наделил его титулом «хан касимовский», пожаловав земли и крепостных.
Иван Балакирёв пребывал при дворе в качестве шута всё царствование Екатерины I, а затем ещё Петра II и Анны Иоанновны. Во времена последней правительницы Иоганн Эрнст Миних, в числе прочими известный и мемуарами «Записки графа Эрнста Миниха…», написал: «Балакирев отличался остротою и имел забавную наружность, что при первом взгляде на него возбуждало смех».
Но характер смеха и шуток менялся: при Петре I резалась правда-матка, словесные удары наносились не в бровь, а в самый глаз, воры назывались ворами, зло – злом, мздоимство – мздоимством, коварство – коварством, предательство – предательством и так далее. Постепенно прямоты и резкости поубавилось: сатирическое оружие перековалось в шутовство. Теперь стали требоваться забавники. Шутки обычно никого конкретно не касались, звучали такие же пустые остроты и реплики. Творились различные чудачества и дурачества, устраивались потешные потасовки шутов с выдиранием волос, идиотские кривляния, подножки и нелепые падения, проказы, вроде усаживания кого-либо на лукошко с сырыми яйцами.
При царице Анны Иоанновне шутов имелось немало. В том числе и заморских – например, музыкант Пьетро-Мира Педрилло и Ян Лакоста. Поневоле невоздержанному на язык Ивану Балакирёву пришлось приспосабливаться, он стал куда осторожнее в своих словесах, чтобы не ляпнуть что-то, до прежних высот смелости он приподнимается лишь при высмеивании иностранных соперников, при этом звучали действительно колкие остроты. Но в общем государыня к своему шуту относилась неплохо, порой щедро вознаграждала за удачные шутки. В 1731 году Анна Иоанновна официально зачислила Ивана Балакирёва в штат «дураков», до этого он острил, как сказали бы в наши дни, на общественных началах.