Нюта медленно встала: отчего-то подумалось, что бабушка её просто не заметила и Нюта напугает её, если резко вскочит.
– Бабуль?
Нюта накрыла ладошкой морщинистые, в пятнах пальцы. Баб Неша перевела на неё взгляд.
– Папа спрашивает, тебе что-то принести?
Она всё молчала, и Нюте казалось, что бабушка так и видит медленные снежинки.
– Бабуль, это я, Ню…
– Нет.
Она это сказала? Баб Нешина рука под Нютиной рукой расслабилась, будто и не было этой вспышки. Но глаза… Взгляд стал острее,
Скрипнуло стекло – ветер мазнул голыми ветвями. Фонарь на другой стороне дороги едва заметно мигал. Когда Нюта повернулась к бабушке, она снова глядела на улицу – в зимнюю темноту за фонарём. А может, на огоньки в окнах соседней пятиэтажки.
– Там.
Сквозь сжатые губы, не моргая. Нюта всмотрелась в ночь. Снегопад – медленный, но плотный – чудил, показывал новые тени, скрадывал электрический свет, убаюкивал. Но что-то… Баб Нешины пальцы сжались, едва Нюта перевела взгляд левее, куда не доставало мигание фонаря. Чернели окна панельки: там бабушкины ровесницы давно видели молодые сны. У стен жались разваленные гаражи, где Нюта с дворовыми ребятами часто играли в прятки.
– Стоит, – глухо выдохнула баба Неша.
– Кто?
Но Нюта уже и сама видела. Вроде как дерево, и ветви уцепились за стену дома. Нюта прижалась к холодному стеклу, и сквозь толщу снега пробился еле слышный скрип, с которым ноготь идёт по камню.
– Не говори ничьё имя, – бабушка говорила тихо и ровно, только слабенькие мышцы подрагивали в напряжении. – Вештица придёт, сердце заберёт.
Лампа погасла. Из зала донёсся короткий вскрик – и всё, как зимним одеялом накрыли. На мгновение Нюта оказалась в кромешной темноте без единого звука. Баб Неша восковой куклой восседала в кресле, и Нюта вдруг до одури испугалась: это и не её прабабушка вовсе, сейчас вскочит с криком, схватит –
– Пробки выбило, – доложил Лёнин отец, щёлкая переключателем.
Забормотал телевизор, комнату залил тихий свет. Баб Неши снова здесь не было. Нюта осторожно погладила её по тыльной стороне ладони. Встала, кинула последний взгляд в окно. Живот стянуло предчувствием нехорошего.
Едва она вышла в коридор, плечо проткнули влажные пальцы. Нюта взвизгнула, отбиваясь.
– Успокойся, бешеная. – Вика старалась не сильно громко радоваться, чтобы не услышали взрослые. Но голос её дрожал от идиотских смешков.
Лёня отпустил плечо, но с места не сдвинулся.
– Понравилось?
– Чего?
– Да ты видел её лицо? – Вика всё подпрыгивала, заглядывала Лёне в глаза, а он смотрел на Нюту, и в лице у него не было ни злорадства, ни веселья. Нюта никогда не могла угадать, что у него на уме. – Чуть не описалась, когда мы свет выключили!
– Чш-ш-ш, – осадил её Лёня, по-прежнему не меняя лица. Вытянул лапу-ветку, прикрыл дверь к баб Неше. – Сорвалась посиделка с лучшей подружкой? Наконец-то нашла себе кого-то по развитию. Смотрели мультики через окно?
Снова шепотный смех – пронзительный, под самую кожу, так, что сами собой сжались кулаки, и слова вытолкнулись без Нютиного согласия:
– Заткнись, курица тупая!
Вика судорожно втянула воздух. У Нюты закружилась голова от мстительного удовольствия:
– Аня, это что за выражения такие?