Весенний снег

Наконец наступил день, когда родителям разрешили в последний раз перед операцией пройти к Сереже. На них надели специальные халаты, шапочки, маски, на обувь даже чехлы. Аркадий Павлович напутствовал:

— Только не волнуйте его. И недолго.

Ощущая щемящий холодок в груди, они вошли в предоперационную палату.

Палата была большая, светлая, белая. И среди всего белого они различили глаза своего сына. Оба остановились у входа, как будто вошли из темноты.

— Не видите, что ли? — послышался звонкий и болрый голос Сережи.

Тогда они подошли к кровати, и две руки потянулись к его головке, чтобы погладить ее.

— Прикасаться лучше не надо, — раздался голос сестры.

Они отдернули руки и вновь замерли, не зная, как вести себя в этой палате.

— Папаня, покажи фотку, — выручил Сережа.

Никита торопливо потянулся к карману, позабыв, в ка-ком именно лежит фотография Пальмы.

— Так в правом же, — подсказал Сережа.

Он долго смотрел на карточку, а потом сообщил сестре:

— Это подружок мой. Пальмой зовут.

И снова наступило молчание.

— А бабуси поют? — неожиданно спросил Сережа.

— Да нет, — ответил Никита. — Тебя дожидаются.

Вот поправишься — споют.

— "Купчик-голубчик"?

— И это споют.

Появился Аркадий Павлович, произнес тихо:

— Достаточно.

Вера Михайловна кинулась было поцеловать сына.

Сестра снова остановила:

— Так попрощайтесь.

Медленно отступая к двери. Вера Михайловна и Никита стали махать Сереже, будто он был в вагоне, а поезд тронулся. У дверей они. все-таки задержались.

— Пока, — бодро сказал Сережа.

"От кого же услышал он это слово?" — подумала Вера Михайловна, но не спросила, а лишь снова помахала сыну…

Перед операцией Сережу еще раз помыли.

Перед операцией его тщательно осмотрел профессор.

Перед операцией ему сделали уколы.

Перед операцией в клинике появился Владимир Васильевич, и Крылов сказал ему:

— Через день операция вашему протеже. Я раглоряжусь, чтобы вас пропустили в операционную.

Хотя Владимир Васильевич пришел в операционную пораньше, оказалось, что мальчик уже находится там.

Его привезли сюда спящим, и потом во время всей операции наркотизаторы поддерживали этот глубокий сон"

Пока не появился профессор, у Владимира Васильевича было время разглядеть операционную. По существу, вся она состояла из стекла, воздуха и света. Но кроме того, в операционной горели лампы дневного света, а непосредственно над столом — гнездо мощных рефлекторов. И оттого все вокруг, сам воздух казался прозрачньш, каждая капелька, каждая волосинка были отчетливо видны.

Он давно, со времен институтской практики, не бывал на операциях (да и операции тогда, и операционные он видел другие), и потому все особенно бросалось ему в глаза, поражало и запоминалось.

В этой операционной было много аппаратов. Все они время от времени жужжали, потрескивали, на них зажигались красные огоньки. У аппаратов уже стояли врачи-все в белом с ног до головы, неприкрытыми оставались лишь руки и глаза. Белые простыни, белые маски, белые чулки на всех, все столики и подставки покрыты белой краской. Все это невольно вызвало в нем ассоциацию с первым снегом. Хирурги же, как он заметил, привыкли к белому цвету и не обращали на него внимания.

Около Сережи были врачи и сестры, и каждый занимался своим делом: сестры укрывали его белыми простынями, врачи устанавливали свои аппараты, прикрепляли к телу мальчика шнуры, провода, клеммы, датчики.

Прошло несколько минут, и мальчик оказался обвитым бинтами, лентами, резиновыми ремнями, в его тельце были введены иглы, от него во все стороны операционной к блестящим коробкам потянулись шнуры. Он оказался как бы источником энергии, оригинальным аккумулятором, питающим все эти аппараты. И в то же время все приборы, все врачи работали на него, только на него. Одним предстояло следить за деятельностью мозга, другим-за составом крови, третьим*" за поступлением кислорода в организм. В операционной уже находилось более десяти человек. Помимо тех, что были в этой комнате-Владимир Васильевич это хорошо знал, — еще несколько врачей, лаборантов, сестер ждали в лабораториях начала операции. А еще-реанимационная бригада. А еще-группа переливания крови. Все они вместе должны были сделать одно великое дело — спасти жизнь мальчика.

От сознания важности событий, оттого, что он представлял их масштабность, из-за необычности виденного Владимир Васильевич ощутил нервную дрожь и удивился этому ощущению. Он снова вспомнил то, что было раньше, еще несколько лет назад. Стол для больного, стол с инструментами-вот и вся обстановка. Бригада состояла из хирурга, его ассистента, сестры. Даже операции самого профессора, заведующего их кафедры, мало чем отличались от ординарных операций, разве что сложностью.

Теперь операционная — целый цех, необыкновенный цех по лечению и исправлению физических пороков человека. В те, совсем недалекие, времена об этом только мечтали. И, как в любом цехе, тут все продумано, разумно, каждый знает свое рабочее место, свою работу.

Здесь нет и не может быть праздношатающихся, здесь невозможно работать кое-как, что-то не сделать сегодня, отложить на завтра.