Весенний снег

Был он выше всех на две головы, в полушубке, в сапогах, заполнил собой всю квартиру.

— Ну вот что, — скомандовала Вера Михайловна. — Раздевайся. Помойся. И приведи себя в порядок. И потише. Это не за трактором и не в степи.

— Да чайку бы… — предложила Марья Михайловна.

— Потом, потом, — отрезала Вера Михайловна.

Старички переглянулись лукаво и ушли на кухню.

После завтрака Прозоровы ходили по, городу, и Вере Михайловне все не верилось, что рядом Никита. Она все притрагивалась к нему, точно желая убедиться в том, что он на самом деле здесь, шагает по левую от нее руку.-

Вера Михайловна рассказывала о Сереже, но старалась не говорить о своих переживаниях со дня их вынужденной разлуки, о мучительных часах, о своем отчаянии, старалась не напугать его, охранить от волнений.

— Ты что? — перебил он. — Что, говорю, частишь и прыгаешь, как сорока по гумну? Ты мне все по порядку.

Они подошли к Неве, по которой все еще шел лед и одинокий кораблик, ловко увертываясь от него, медленно подвигался вниз по течению.

— Я ж тебе писала.

— Один пишем, два в уме, — буркнул Никита. — Думаешь, не чуял, что тыутаиваешь половину? А что вызывала?

— Идем к Медному всаднику. Там скажу.

Она специально оттягивала разговор, выигрывая время на обдумывание… Радость встречи, переживания последних недель, ответственный разговор-все перемешалось у нее в голове, и она не знала, как сказать ему о том очень важном, для чего и просил вызвать мужа профессор Крылов.

Вера Михайловна покосилась на Никиту и пожалела его. У него было такое обиженное лицо, какого она никогда не видела. Чтобы хоть как-то утешить его, она сказала:

— А меня тут лечили… Вадим Николаевич настоял… Прямо взял и отправил.

— Ну?! — Никита остановился.

— Обещают результат.

— Значит, будет, — поверил сразу Никита.

Дальше шли молча.

— Вот и Медный всадник, — сказала Вера Михайловна.

— В порядке, — отозвался Никита, внутренне напрягаясь в ожидании важного разговора.

— В общем, Никитушка… — Вера Михайловна прикусила губу. Она хотела все объяснить, но у нее не поворачивался язык. Нужно было или говорить со всеми подробностями, в том числе и о последнем случае, который у нее и сейчас вызывал чувство стыда, или совсем не говорить. На, все, она чувствовала, у нее не хватит душевных сил, и она, сдерживая волнение, сказала:

— В общем, профессор хочет с тобой поговорить…

Он все скажет лучше меня.

Никита чуть было не обиделся, но, увидев страдание в ее глазах, сразу же смягчился, взял ее за плечи, притянул к себе.

— Досталось тебе тут.

И это его понимание как бы сняло частичку тяжести с ее сердца. Вера Михайловна все-таки не выдержала, всхлипнула.

— И пошто нам такое?

— Ну, ну, — утешал он ее, как ребенка.

Неизвестно, сколько они так простояли, больше не произнося ни слова. Спустились синие сумерки.

— Мне ведь на дежурство, — спохватилась Вера Михайловна.

— Ну, а это… А Сергуньку-то?..

— Бежим.

Впуск посетителей уже был прекращен, но Вера Михайловна упросила дежурного врача впустить Никиту.

В коридоре им повстречалась Нюшка.

— О, ёксель-моксель! — воскликнула она, как будто знала Никиту сто лет. — Вот это гренадер! Ты оставь его нам, Веруха, сразу текучка прекратится.

— Оставляю, — согласилась Вера Михайловна. — Пойду его подготовлю, шепнула она Никите.

Сережа сидел на кровати, не спуская глаз с двери, ждал.

— Сереженька, — произнесла Вера Михайловна, обнимая сына, и голос у нее дрогнул.

— Папаня приехал? — спросил Сережа.

— Приехал, — подтвердила она и подумала! "Господи, какой он у нас чуткий".

Когда вошел Никита, Сережа слабенько улыбнулся и спросил без упрека!

— А ты чего так долго не ехал? Я уж тосковать

начал.

— Да дела ведь, — объяснил Никита, осторожно прижимая сына к себе. Он давно не брал его на руки и потому особенно ощутимо почувствовал, какой он худенький и слабый.

"А писала — поправился", — подумал он.

— А мне скоро операцию должны делать, — сообщил Сережа. — А это и не страшно, усыпляют и замораживают потому что.

Никита отметил для себя, что сын боится меньше матери и ждет операции, как неизбежного дела. И это открытие поразило его и подействовало сильнее, чем страх и слезы. "Дошел, значит",-подумал он и ощутил такую жалость к своему сыну, что даже в горле запершило.

— Вот чего, — произнес он, чтобы перебить неожиданное волнение. — Я тебе привез-то чего. Карточку. Это дружок твой, Пальма. — Он полез в карман, достал фотографию и подал ее Сереже. Мальчик ничего не сказал, только схватил обеими руками карточку, прижал ее к груди, и на лице его был такой восторг, что Никита опять ощутил непривычное щекотание в горле.

Когда через полчаса Вера Михайловна заглянула в палату, она увидела такую картину: Сережа прижался к отцу, затих, разомлел, точно у печки с мороза пригрелся.

Она кивнула и осторожно отошла от дверей, чтобы не вспугнуть этих самых дорогих ей людей.

Крылов и Прахов стояли друг против друга, и оба чувствовали неловкость. Крылов потому, что еще никогда не произносил тех слов, что произносил сейчас. Прахов потому, что учитель говорил правду и ему нечем было опровергнуть эту правду…