Весь мир театр

Во дворе замка Генри покинул экипаж и, сделав вид, что знает, куда идти, нагло двинулся к одной из дверей, откуда-то и дело выходили и входили слуги.

Костюм, принадлежащий Саттону, можно было посчитать как достаточным для того, чтобы его не было стыдно носить обедневшему дворянину, так и слуге богатого лорда. Так что появление его с корзиной в этом крыле замка никого не удивило. Генри двинулся по галерее и поднялся сначала на одну лестницу, затем, пройдя по темному длинному коридору, спустился по другой. Ему пришлось захватить с собой факел, так как впереди была сплошная темнота и судя по всему — отсутствие людей, что и требовалось для его дела. Коридор закончился несколькими дверями, все, кроме одной, были закрыты. Последняя дверь скрипнула и пропустила Генри в помещение, назначения которого он не знал, в нем находилось несколько лавок и еще каких-то деревянных конструкций, в углу был устроен большой камин.

Генри аккуратно извлек из корзины платье, снял с себя камзол и рубаху и принялся облачиться в женское. Он уже успел надеть юбку и блузу, и крутил в руках суконную жилетку, когда вдруг позади раздался слегка гнусавый мужской голос:

— Зачем одеваться, если придется раздеваться?

* * *

Сэр Чарлз Макнил, «бедный дворянчик», как его только что назвал один несносный выскочка из тех, кого охраняют телохранители и у кого золота больше, чем рыбы в реке, был взбешен. Как они смеют оскорблять его? Да, он потомок обедневшего рода, но рода древнего и уважаемого! Уж если бы не его подагра, он бы показал этому наглецу, невзирая ни на что! Еще хуже были издевательские смешки и комментарии, которыми проводили его те две расфуфыренные курицы — дочери одного из приехавших гостей, явно вывезенные папашей для того, чтобы выгодно пристроить своих, пока еще прелестных, крошек. Он вился вокруг них и сыпал комплиментами, пока не появилсь те два надутых индюка…

Макнил в бешенстве протопал по гулким дворцовым коридорам, когда понял, что, желая оказаться подальше от общества эти несносных снобов, он свернул куда-то не туда и сейчас заблудился в малоизвестной ему части замка. Развернувшись, Макнил прошел до развилки и в задумчивости остановился перед выбором — идти налево или направо? Фонарь в его руке вдруг издал треск и, моргнув пару раз, погас. Все погрузилось во мрак, и сэру Макнилу не оставалось ничего другого, как прислушиваться к звукам и приглядываться — не мелькнет ли где свет? Ужасно глупое положение — заблудиться в темных коридорах королевского замка! Звуки веселья, царящего сейчас во дворе, где играли музыканты, сюда не проникали.

Он готов был уже, наплевав на достоинство, начать громко звать на помощь, когда в конце левого коридора мелькнул свет. Чарлз Макнил стал тихо, ощупывая одной рукой стену, пробираться туда, где он заметил огонек.

Вскоре, выйдя на простор, он увидел приоткрытую дверь, из-под которой лился свет. Макнил, решив выяснить, с кем ему предстоит сейчас иметь дело, заглянул в комнату.

Посреди комнаты, спиной к нему стояла и, по-видимому, переодевалась девушка. В сумеречном освещении он не мог разобрать подробностей ее сложения, лишь отметив по ее худобе и уверенным движениям, что она достаточно молода. Одежда незнакомки явно указывала на то, что она принадлежит к низшему сословию, а значит, должна быть только рада, если на нее обратит внимание столь блистательный, как Макнил, дворянин.

В другой день сэр Чарлз, вероятно, и не решился бы на такие прямолинейные действия; у девушки-служанки королевского дворца могли оказаться серьезные заступники, но сегодня он был зол, раздражен и немного пьян. Ему было необходимо доказать себе, что он мужчина, доминирующий и сильный, и не его вина, что эта девка попалась ему в такое время и в таком удобном месте. К тому же была уверенность, что глупая просто не сможет его опознать, ведь гостей сегодня так много.

— Зачем одеваться, если придется раздеваться? — сказал он и, бросившись, обхватил девушку, положил ладони на грудь. Под тканью ее блузки он почувствовал нечто, совсем не напоминающее девичьи перси, что-то твердое и плотное.

Мгновением позже он уже стоял, скрючившись и хватаясь руками за свое мужское достоинство, которому очень сильно досталось от резкого и неожиданного сильного удара девичьего кулака. Девушка не закричала, не стала звать на помощь, а отступила в угол, к камину. Макнил глотал ртом воздух, справляясь с болью, разум его затмила кровавая пелена. Уже плохо контролируя себя, он наконец смог выпрямиться и рванул из ножен шпагу.

— Ах ты, блудница вавилонская, лярва! — зарычал он и бросился на дерзкую женщину, посмевшую поднять на него руку.

— Сказал мне тот, кто сам склоняет силой к блуду, — голос у девушки оказался звонкий и ироничный. — Однако слушать я его не буду!

Макнилу показалось, что он стал участником какого-то дрянного спектакля, и он разъярился еще сильнее.