Леонард Себула, прикрывая шею воротом пальто от порывов ветра, шел в окружении личной охраны к установке на крыше здания правительства. С щелчком он установил минералы в ряд. Лунный камень в золоте, чтобы забрать часть энергии навсегда, кварц — для его усиления, чтобы эту звериную естественную жизненную мощь "перекачивать" из носителя до последней её крупицы. Дальше, аметист в серебре, хотя он и начнет действововать не сразу — по совету Армана и исходя из результатов допроса Алекса, чтобы управлять эмоциональным фоном, насылать страх, что есть чувство "отдающее". Изумруд — для поддержания и контроля эффекта. Ниже — бронзовая пластина для того, чтобы полученная сила не уходила в никуда. И самый редкий камень, почти не изученный, непроверенный числом, но сработавший на подопытных — турмалин, который позволит установке, как и жезлам ранее, работать импульсами, заряжаясь самой от себя, пускай это и может вызвать мутации у носителей энергии — не до щелчка, чтобы активировать вовремя. Всё было готово. Осталось лишь выждать момент.
Последний рывок. Вот-вот всё начнется. Стая во главе с Алексом подобралась к черте города и разделилась. Переданное прошлой ночью Уодимом золото позволило сделать достаточно защитных амулетов, чтобы обезопасить их всех, найденные на военном складе щиты обеспечат защиту краев, а тоннели дадут возможность децентрализовать группы и постоянно пополнять приток волков на улицах. Сам лидер с братом, Арес и Виктория с щенками, Малакода и Деви за рулем направились прямиком к федеральному телецентру. Остальным же было поручено проконтролировать тех волков, что в назначенное время вырвутся из-за заборов и ринутся в центр. Считанные часы до новолуния, считанные часы до воплощения в жизнь предсказания.
И мы не устанем повторять: люди и оборотни, любых взглядов и мнений, устоев и принципов — мы слабы по-отдельности. Но вместе мы и являемся той силой, что способна изменить всё. Только вместе, подавив на этот короткий миг внутренние распри, мы можем уничтожить этот режим. Заставить его бояться и отступать. Сейчас слова этого манифеста могут быть вам не ясны, но скоро всё изменится. И тогда не будет "они" и "мы", "я" и "остальные", а будет шанс объединиться и вырвать свою свободу и свои права из рук тех, кто оставил от них лишь видимость.
Объединитесь люди и волки. Не дайте общему миру угаснуть.
Глава 19. Соединятся в миг нити души
Пять. Ровно пять охранников встретилось на пути в студию главного телеканала. Когда волки ворвались в здание и поднялась тревога, работники побежали по пожарным лестницам, узкие коридоры осветились мигающим красным светом, а на дверях защелкали замки — шел счёт на минуты до приезда группы захвата. Прямой эфир ночного шоу был прерван, но никто не осмелился оказать сопротивление. В центр кадра вышел Алекс.
"Алло! Да, какой сон, ты телек включи", "Смотри, открываешь их сайт и там будет трансляция", "Сделай потише, а то бабушка проснется и разнервничается", "Передайте журналистам, чтобы вели текстовую запись на наш сайт" — в окнах зданий зажигались огни: телевизоры, мониторы, смартфоны. Сперва десятками, а потом и по тысячами прибавлялись зрители на эфир. Оборотень, чье лицо они видели уже две недели на ориентировках и в новостных сводках, стоял, освещаемый прожекторами, и зачитывал манифест "Versipellis".
— И всё это не пустые слова. Каждая строчка, что вы услышали, была выстрадана нашим видом за эти семь лет. Девушка, которая сейчас стоит перед вами, — Алекс поднял руку и рядом с ним оказалось Виктория, прижимавшая к груди щенков. — Была заложницей министра "Новой политики", она рожала детей, что умирали в страшных муках от извращённой жажды власти Леонарда Себулы.
— Он держал меня в четырех стенах, ежедневно облучая минералами. А мои дети жили в подвале в клетке. Эти мутации — следствие чудовищных экспериментов, — сказала она и голос её был выцветшим, тихим и сломленным.
— Этот оборотень стал игрушкой для председателя правительства и его жены, — лидер пригласил в кадр Малакоду. — Также взаперти, четыре года. А попытка неповиновения привела в изолятор на следующие пять лет, который не сравниться ни с какими людскими тюрьмами по своей жестокости.
— Меня схватили ещё в юности, до программы адаптации. Я уже не помню тех лет, когда на мне не было кандалов и скрывающих силу амулетов, — сообщил он четко, громко, будто объявляя приговор. — И сейчас не могу его снять, — волк показал в камеру адуляр. — Ведь тогда меня ждут месяцы непрекращающейся боли в попытках моего тела воплотиться.