Вершины и пропасти

И так сам понимая всё, и одинако чувствуя, всё же не отпускал на фронт Тягаева. В конце концов, Пётр Сергеевич смирился. Лучше было знать Врангелю, где какие люди ему нужнее, и оспаривать и не стоило, и бессмысленно было. К тому же здешний тыл был не чета сибирскому. Здесь кипела работа, тон которой задавал сам Главнокомандующий. Тягаев в душе искренне восхищался другом. Он и в семнадцатом году уже знал, что этот человек способен наладить любое дело и, быть может, даже спасти Россию, а теперь убеждался в этом воочию. Тяжёлый крест не только не угнетал Врангеля, не омрачал его, но словно наоборот – добавлял сил. В нём чувствовалось спокойное, равномерное напряжение всех сил, и, чем тяжелее было положение, тем бодрее, тем сильнее был он, никому не позволяя падать духом. Трудности не пугали его, а высвобождали запасы громадной энергии, позволявшей ему работать без отдыха, излучая уверенность и спокойствие. Он даже как будто помолодел в этом своём горении. Одно его присутствие пробуждало в сердцах веру. Веру в него. Веру в Россию. Веру в то, что Бог всё-таки не оставит. Власть не была для этого человека тем крестом, каким стала она для иных белых вождей. В отличие от них он был самой природой создан для неё, был органичен в ней. Во власти он чувствовал себя столь же уверенно, как во главе эскадрона, с командования которым начинал свой путь в Великой войне. Его военный талант давно был признан всеми, но в Крыму он творил чудеса, как администратор. Этих двух талантов не сочетал никто, кроме него. И никто не имел такого редкого чутья в выборе людей, как Врангель. И тоска брала, что такое малое пространство осталось для такого громадного потенциала. А окажись он у руля в начале борьбы, и уже смели бы без сомнения всю нечисть, освободили бы Россию…

В конце концов, Тягаев привык к своей новой должности и без остатка отдался работе. Мало было в Крыму дел, исключая хозяйственные, которые не были бы на контроле у Петра Сергеевича. Подготовка эвакуации, в работу над которой были посвящены лишь немногие приближённые Врангеля, вылазки большевиков в Крыму, ряд тыловых забот – во всём этом Тягаев принимал непосредственное участие. И кто бы мог подумать, что благодаря этой, столь чуждой сердцу рутине, приведётся встретиться с человеком, о котором так давно ничего не знал. Ради этой встречи стоило остаться в тылу…

Осенью в Крыму снова напомнили о себе зелёные, и заметно активизировались действия большевистских шпионов. Особенно напряжённая ситуация сложилась в Керчи, из-за близости к занятому красными Таманскому полуострову бывшей одним из самых уязвимых мест в обороне Крыма. Начальник контрразведки генерал Климович успешно пресекал происки противника, методично вылавливая и ликвидируя советский агентов. Однако Пётр Сергеевич всё же поехал в Керчь, чтобы лучше ознакомиться с обстановкой на месте. Там он провёл неделю, досконально изучив методы деятельности красных лазутчиков и оценив превосходнейшую работу подчинённых Климовича по нейтрализации их. Но не этим оказалась важна та поездка.

В предпоследний день своего пребывания в Керчи, уже покончив с делами, Тягаев прогуливался по городу. Солнце пекло немилосердно, по улицам сновало множество людей, иные прохлаждались в кофейнях, где-то распевали навязшую за это лето в зубах арию из «Сильвы». До того пристал этот мотив, что иной раз Пётр Сергеевич ловил себя на том, что и сам мычит его себе под нос.

На центральной площади наблюдалось небольшое скопление публики, привлечённой каким-то явлением. Тягаев хотел было пройти мимо, но вдруг услышал пронзительный голос, вещавший:

– Православные! Антихристовы рати идут на нас, топчут нашу матушку Святую Русь, но Господь с нами, а кто в таком разе супротив нас? Братья, встанем все, как один человек, на путях сынов погибели! Постоим за дело Христово, за матушку Русь!

Ушам своим поверить нельзя было! Протиснувшись сквозь ряды праздной публики, он увидел стоявшего посреди площади кудесника. Старик стоял, опираясь на костыли, снежные волосы прилипли к вспотевшему лбу, а глаза горели, глядя не на толпящихся вокруг, а поверх них – в синее, местами задёрнутое клочьями облаков небо. Толпа слушала его, но не всерьёз, а забавы ради, принимая за сумасшедшего, некоторые кидали деньги к искалеченным ногам кудесника, но он не замечал этого. Пётр Сергеевич приблизился, окликнул его:

– Отец, узнаёшь меня?..

Дед Лукьян медленно повернул голову, посмотрел спокойным, ясным взором, ласково улыбнулся в усы:

– Что, барин, голова-то не болит?

– Не болит, отец, не болит… – ответил Тягаев, чувствуя, как защипало в глазу от набежавшей слезы.

– То-то же, а ты не верил…

В толпе удивлённо зашушукались, не понимая, что может быть нужно генералу от нищего, безумного старика.

– Отойдём? Поговорить бы… – негромко сказал Пётр Сергеевич.

– Иди, а мы по тебе, – кивнул кудесник. Осенив толпу двоеперстным крестом и поклонившись на все стороны, насколько позволяли костыли, он поковылял за Тягаевым, ожидавшим его неподалёку в тенистом закоулке.