Вершины и пропасти

«Кажется, – подумалось ей, – характерами они сойдутся».

После этого избавиться от оставшихся тварей особого труда не составило; это было, скорей, утомительно – как прибраться в лаборатории после неудачного опыта. Останки Фог методично сожгла дотла, стараясь не пропустить ни отсечённой лапы, ни хвоста: некоторые обитатели глубин обладали воистину устрашающими способностями к восстановлению. Лишь когда в округе не осталось ни живых, ни мёртвых тварей, она вздохнула с облегчением – и наконец вернулась к воротам.

…Ровно в тот момент, когда Кальв, наместник востока, безуспешно пытался сграбастать брата в охапку, приговаривая баском:

– Гляньте-ка, живой! И лицом пригож, и в бою хорош – так матушка говорит, да? Ну поди сюда, что ж ты сердитый-то такой!

Мирра уворачивался от его загребущих рук, как рыба в ручье, и бурчал под нос что-то неразличимое; правда, заметив Фог, он тут же принял более вид и, несильно стукнув брата по пальцам ножнами, громко произнёс:

– Если кого и хочешь хвалить, то лучше вот её: она меня спасла от верной смерти. И красоту мою спасла тоже, – добавил он с усмешкой.

Кальв повернулся всем телом – и Фог, признаться, оробела. Он был, пожалуй, выше даже собственного отца-лорги и уж точно шире в плечах и мощнее. В его огромную ладонь, казалось, могла поместиться целиком человеческая голова; пегие волосы, русые с сединой, чуть завивались, и оттого он чем-то напоминал кудлатого пса. Веса своей кольчуги Кальв словно бы и вовсе не замечал, двигаясь легко и, на удивление для его роста, грациозно; облачён он был в серебристо-серое и синее – и опирался на копьё, больше похожее на бревно.

– Вот как, значит, – взгляд серых, с пёсьей желтизной глаз остановился на Фогарте. – Что ж, тогда благодарю тебя, чужестранка. На мне долг.

Сказал – и поклонился ей низко, в пояс.

– Так я бы любого спасла, – пробормотала она, невесть отчего смутившись. Может, оттого что Кальв был так похож и одновременно непохож на лоргу, изрядно её напугавшего раньше. – На то была воля морт, значит.

Кальв медленно выпрямился – огромный, как гора.

– Любого, значит? Значит, я тебе вдвое больше прежнего обязан. Государева сына-то многие б выручить хотели… Будь моей гостьей, окажи милость, – улыбнулся он и простёр руку, указывая на крепость. – Как там твоё имя, говоришь?

– Фогарта Сой-рон! – откликнулась она. И – услышала издали странный звук, похожий на ворчливую трель флейты. – Ой, я забыла! Надо дирижабль посадить, там же и гурны, они, наверное, там уже застоялись, им на траву надо…

Мирра только усмехнулся гадко и негромко уточнил, что, по его мнению, гурны должны на травке делать, если только в трюме ещё наделали со вчерашнего дня. Но Фог уже не слушала; взобравшись на сундук, она приготовилась взмыть вверх, к дирижаблю, когда заметила вдруг поодаль, на расстоянии в пару дюжин шагов, Иаллама, который задумчиво пялился перед собой, прикасаясь то к собственному затылку, то к плечу.

– Ты не ранен? – крикнула она, облетая его по дуге. Он помотал головой и наконец улыбнулся. – Тогда подожди здесь, я мигом за остальными!

Но мигом, конечно, не получилось.

Пока посадили дирижабль, пока разгрузили его, вывели гурнов и пленников – несколько часов пролетели как несколько минут. К концу Фог прокляла всё на свете и с радостью обменяла бы уборку в трюме «Штерры» на ещё одно сражение с многоножкой: та хотя бы не воняла, да и к тому же её можно было просто сжечь дотла… А вскоре выяснилось, почему Телор не участвовал в битве: он пытался спасти тех, кто был ранен подземными тварями.

Фог заглянула в лазарет – и, поддёрнув рукава, отправилась помогать.

Когда они закончили, была уже глубокая ночь; сил не осталось ни у него, ни у неё.

– Я бы Лиуру или Онор попросил, – выдохнул Телор, отирая пот со лба. – Но тут тонкая работа, им пока такое не под силу, надо заново учиться… Ты сама как? Пир в свою честь выдержишь? Насколько я знаю Кальва, он уже и вина где-то раздобыл, и столы накрыл.

Снаружи и впрямь немного тянуло дымом, жареным мясом и ещё почему-то подгорелыми хлебными корками. Правда, после целого дня в лазарете никаких приятных мыслей запахи не вызывали, скорее, наоборот; Фог хотела было уже отказаться вежливо и уйти спать, сославшись на усталость, а затем поняла вдруг, что голодна. До конца пира она, конечно, не досидела – заснула прямо над блюдом с жареной дичью, а очнулась только в полдень – на «Штерре», в капитанской каюте, переодетая во всё чистое и укрытая одеялом.

Сидше нигде не было видно, однако у изголовья, на низком столике, стоял кувшин с прохладным терпким чаем и блюдо со сластями и лепёшками, самую малость чёрствыми.

Снаружи было свежо, зябко даже. И сыро, пожалуй. На рассвете, похоже, прошёл дождь, смывая едкую, горькую гарь, и теперь округа пахла смолистым лесом, свежей листвой, робкими полевыми цветами; дым примешивался, но самую малость, сладкий – от очагов и походных костров… О вчерашней битве напоминали только чёрные подпалины там, где прежде лежали туши поверженных чудищ.

Впрочем, ласковым северным летом трава прорастала быстро – даже на пожарищах.