Вершины и пропасти

– Так и Брайна была как тростинка, – буркнул Сэрим с другого конца стола, покачивая в пальцах флейту; она слабо светилась – холодноватым молочным сиянием, от которого почему-то становилось жутко. – Пылающая тростинка… Рыжая, тощая, смешная. Меч ей сделали как по детской руке – другой и поднять не могла. Но вот иного могущества в ней было через край – другого такого киморта, пожалуй, тысячу лет потом не рождалось. И сердце у неё пылало, и любое дело в руках тоже. Если б она ещё поменьше всяким проходимцам доверяла… Ну, чего уставились? Мы здесь славное прошлое собрались обсудить, что ли?

– Славное будущее, – в тон ему ответил Мирра. От меланхолии и следа не осталось; от него снова исходило ощущение злой, пружинистой силы, как прежде. – Да, пожалуй, если отец почувствует угрозу, то, может, велит войску назад повернуть… Или хотя бы отзовёт дружину или две. А где перемены, там и сомнения; где сомнения, там и слабость.

– Будет надо, я сама его на поединок вызову, – усмехнулась Эсхейд. – А он отказать не посмеет. Только не мне, наследнице Брайны… Что, Мирра, доверишь мне спасти твою мать?

Он ни мгновения не колебался:

– Если кому и доверить, то тебе. Вам, – добавил он с усмешкой, глянув на Фог. – И портрет, пожалуй, разыщу. Хотя узнать её несложно: мы на одно лицо.

– Значит, решили, – подытожила Эсхейд. Помолчала, потом добавила веско: – Осталось последнее дело уладить.

Сказала – и, стянув тяжёлый перстень, положила его на стол.

Кальв, подумав, последовал её примеру. Последним положил кольцо Мирра, только не снял с руки, а вытащил на цепочке из-за ворота. И немудрено: с его тонких пальцев перстень тотчас бы соскользнул… Фог сперва не поняла, в чём дело, а затем разглядела-таки наместничьи гербы на каждой из печаток, и её осенило.

«Неужели они хотят решить, кто станет следующим лоргой?»

Догадка оказалась верной.

– Биргир тебе проиграл, стало быть, за тобой и юг, и запад, – произнесла Эсхейд, обернувшись к Мирре. – Верней было бы, конечно, перстни на весы положить и посмотреть, чья сторона перетянет, но обойдёмся, пожалуй, без них. И так ясно, что тяжелее – один или три, – хохотнула она.

– А я возражу, – пробасил Кальв; голос у него звучал вполне мирно, впрочем. – Отчего это запад к югу отходит? Сражались все вместе, плечом к плечу, стало быть, и делить надо на троих. Но наместничий перстень не разрежешь, так что верней будет его откинуть. И сразу скажу: я против того, чтоб ты стал лоргой, – обратился он к брату. – Ноша эта тяжёлая, а ты…

– Мал? – оскалился Мирра; видно было, что говорят они об этом не впервые и каждый может следующее слово угадать.

Кальв только вздохнул, склонив кудлатую голову:

– Молод. Да и я, уж скажем по правде, лишь тремя днями старше. А ты что скажешь? – обернулся он к Эсхейд.

Та молча подтолкнула перстень к Мирре.

– Стало быть, два против одного, – сказал Кальв. Прикрыл на мгновение глаза – а потом хлопнул по столу раскрытой ладонью. – Ладно. Лучше-то всё равно не придумать, да и хуже разлада нет ничего.

Сказал – и бережно, точно хрупкую стекляшку, переложил свой перстень поближе к брату.

– Вот и договорились, – улыбнулась Эсхейд. И встала из-за стола. – Сущая мелочь осталось… Примешь мой вызов, а, молодой лорга?

– Так старый ещё на троне сидит и отдавать его не собирается, – фыркнул Мирра, однако тоже встал. – Отчего нет. Что выберешь? Длинный меч?

– Морт-меч, – ответила она серьёзно. – Кто первым противника обезоружит, тот и победил; кто чужую кровь прольёт, на землю падёт или на оба колена разом встанет – тот проиграл. Идёт?

– Идёт.

Уговорившись так, они покинули шатёр – а дальше Фог едва успевала следить за тем, что происходит.

Лагерь в одно мгновение забурлил, как большой котёл, наполнился гомоном, шумом, звоном. Кто-то бегал, оповещая людей; кто-то расчищал большой круг, сто на сто шагов; кто-то тащил стяги и знамёна – северные, южные, восточные… Откуда-то прикатили две бочки вина и теперь наливали всем желающим, причём руководил раздачей Тарри, а один дружинник, рыжий, усатый и плутоватый, предлагал поставить монетку или две на победу.

– Вот вы, госпожа, – подобрался он и к Фогарте, – кому своё сердце отдадите?

Она хотела было ради интереса поставить на Эсхейд, но тут Сидше привлёк её к себе за талию и произнёс вкрадчиво:

– Сердце госпожи уже принадлежит мне. А поставим мы, пожалуй, на Мирру. Держи монету, добрый человек, – и кинул рыжему усачу серебряный кругляшок.

Усач одобрительно цокнул языком, завязал узелок на длинной красной нитке и помчался дальше, сунув монетку в кошель.

Тем временем поле было уже готово. Не без помощи Телора из травы выбрали мусор, палки, коряги – словом, всё, что могло сделать поединок менее честным, пусть и более зрелищным. Вокруг собралась толпа; у некоторых были чаши с вином, у других – стяги, третьи просто потрясали кулаками и кричали что-то одобрительное… С некоторым трудом Фог удалось протиснуться в первый ряд, к гибкому ограждению из прутьев, воткнутых в землю.

Судя по тому, что прутья успели пустить корни, а некоторые даже и зацвести, руку к ним тоже приложил Телор.