Верность.

Да, ты устал, я тебя измотала. Но я ведь и сама измоталась! А вот теперь наконец-то спокойно. Ты отрубил меня от себя, и раньше я этого боялась, мне казалось, это будет больно, но знаешь... Оказалось, что это прекрасно! Это свобода. Надеюсь, ты тоже чувствуешь это?

Я люблю Дениса, и именно ты, своим предательством, дал мне понять это окончательно. И я благодарна тебе за это, потому что теперь я точно счастлива.

И я от всего сердца желаю и тебе обязательно найти свою любовь и счастье! Обязательно, Лёш! Прощай!»

Перед внутренним взором моментально встали те фотографии, на которых мы с Лёшкой, два глупых гадких утёнка, самозабвенно, забыв обо всём на свете, целуемся...

— Это... — я растерянно подняла глаза на Михаила. — И это всё? Он просто вернул мне письмо?

— Посмотри на обороте.

Я перевернула лист. Три слова. Три, мать их, слова, которые я и не заметила-то сразу, и от которых мне захотелось разодрать лист в клочья. Он что, решил поиздеваться напоследок?!

«Спасибо за звонок»

И всё! ВСЁ!

Я, старательно держа себя в руках, сложила лист, сунула его в конверт. И поняла вдруг, что ещё немного, и прокушу губу...

— Я... Это... Ну, наверное... — в горле стоял ком. От обиды хотелось реветь, но уж не-е-ет! Не дождётся! — Я может, чего-то не понимаю? — наконец удалось мне выдать хоть что-то внятное. Я подняла взгляд на Михаила. — Это что вообще? Шутка такая... дурацкая?

Он погладил бороду, помолчал, пытливо разглядывая меня из-под бровей.

— Ну почему шутка? Скорее — самое главное. Уж как смог. Но прежде чем обижаться, подумай, не этого ли ты и хотела?

Я нервно хихикнула:

— Нет, вы знаете, точно не этого!

— Ну как же? Это ведь ты убиваешься тем, что не позвонила ему снова и снова, что не сказала ему о том, что простила, что не винишь и ни о чём не сожалеешь... Ты? Ну вот. А оказывается-то, что всё ты сделала! Просто ему было достаточно самого факта, что ты всё-таки позвонила. Вместо тысячи слов. Сам факт. Понимаешь?

Я осела на диванчик, долго молчала, теребя конверт, пока Михаил не опустился на стул напротив меня и не сжал в руке мою ладонь:

— Я ведь тебя ещё тогда, в прошлой жизни, предупреждал, что он такой. Упёртый баран, да. И он просто остался таким до последнего. Но зато, какие гены, согласись? — рассмеялся, успокаивающе похлопал меня по руке. — Да не пытайся ты понять, Людмил, просто прими это как есть. И отпусти его, наконец. Он-то тебя уже давным-давно отпустил.

За всеми этими разговорами я даже забыла позвонить Лёшке, на автомате вышла за ворота, и обнаружила, что он уже ждёт меня там. И едва я увидела его, как мне сразу полегчало. Страшно захотелось обнять его, прижаться покрепче и никогда, никуда больше не уходить.

Они с Медведем перекинулись парочкой общих фраз, и тот поспешил откланяться, но на прощание отозвал меня в сторонку, благословил и, удерживая за плечи, цепко заглянул в лицо. Я растерялась:

— Что-то не так?

Он рассмеялся:

— Всё так! Просто слишком много думаешь, планов строишь и пытаешься жизнь контролировать. А в чудо не веришь! А Господь, — он поднял палец к небу, — через чудо себя являет. Не веришь — проверь, — и неожиданно подмигнул.

— Что он тебе сказал? — выворачивая с засыпанной щебнем парковки, спросил Лёшка.

— Говорит, в чудеса надо верить.

— Ну, значит, надо. Отец Михаил плохого не посоветует. Его, знаешь, в народе прозорливым зовут... — Пропустил парочку едущих по главной машин и ловким крутым виражом развернулся на свою полосу. — Говорят, у него дар предвидения есть. Но, правда, сам он это отрицает. А тем, кто в провидцев всяких верит, люлей навешивает. — Заправил мне за ухо прядь. — Ну а ты как вообще? Обсудила, что хотела?

Вот в этом Лёшка. В заботе, ласке и любви, помноженной на силу, верность и созидание. И всегда таким был. С самого начала. Господи, где были мои мозги раньше и какое это всё-таки чудо, что мы с ним снова вместе! Слава тебе, Господи!

— Лёш, тормозни где-нибудь возле кустиков.

— Километров через одиннадцать заправка нормальная будет. Не потерпишь?

— Нет, мне надо сейчас.

На самом деле по-маленькому я бы прекрасно потерпела, вот только и остановка мне нужна была не за этим.

Лесополоса была густая, непроглядная. Я завернула за неё, прошла по грунтовой дороге вдоль поля с какими-то злаковыми и, наконец, остановилась. Такая благодать вокруг — пташки чирикают, пчёлки жужжат, мураши под ногами бегают. А как травы пахнут! А ветерок какой мягкий, а солнышко какое звонкое! Это Жизнь! И она действительно продолжается.

Я достала из сумки письмо и губнушку-зажигалку, которую Ленка в угаре нашего примирения три недели назад так и забыла на подоконнике в туалете...

Держала конверт за уголок, слегка поворачивая его, давая пламени расползаться ещё шире, и улыбалась. Мне было так хорошо, так легко! Словно я не письмо жгла, а все свои глупые ошибки, которые мешают двигаться дальше. Но главное — я отпускала Дениса. С дымом и жаром. Растирая пепел в ладонях, и пуская по его ветру. На свободу.