Верность.

— Ладно... — угрожающе буркнула она и снова приложила телефон к уху. И неожиданно вдруг просветлела, по лицу растеклась мягкая, приятная улыбка: — Антош, привет! Как вы там? Как девчонки, слушаются?.. А вы во дворе убрались? Ну хорошо, тогда можно. Угу... Да молодцы вы у меня! Слушай, позвони, пожалуйста, папе. Да просто не могу до него дозвониться. Скажи, что я срочно жду его звонка, ладно?

Пока она говорила, я подошла к окну, попыталась его открыть, но оно работало только «на форточку» Ещё лучше! Лучше бы я этого не знала! Меня реально начало накрывать. Через некоторое время Ленка снова набрала сыну:

— Антош, ну чего там?.. А ты передал, что я просила? А он? Ладно... — Она сбросила вызов и тут же, прямо на глазах, снова превратилась в фурию: — Вот гад! Разведусь к чёрту!

Я тоже набрала Макса. Вызов шёл, но трубку он не брал.

— Ты думаешь, это он закрыл? — несмело спросила я Ленку.

— Какая тебе разница, что я думаю? — огрызнулась она. — Тебе когда-нибудь было вообще до этого дело? Когда с отцом моим спала, или когда за бугром жила, в то время как мы тут... Ой, да ну вас всех на хер! — И, обняв себя руками, она опустилась возле двери на корточки.

Мне отчаянно захотелось позвонить Лёшке. Он был единственным, кто мог бы сейчас унять мою панику. Но засада была в том, что этим я только выбила бы его из колеи, а сделать он всё равно ничего не сможет. Если только нажаловаться ему на Макса? Глупо как-то. А с другой стороны, ну а почему нет?

Но Лёшка не ответил. Глядя на моё растерянное лицо, Ленка нервно рассмеялась:

— А ты как думала? Они заодно, точно! Два братца-акробатца!

Я не могла в это поверить. Лёшка не стал бы так делать.

— И чего они хотят?

— Ну, наверное, мир, дружба, жвачка? Нет, блядь, это точно Макс придумал! Только в его башке могла такая тупая идея возникнуть! Вот только он не учёл, что мне это на хер не надо!

Я высунула нос в щель приоткрытого окна, подышала. Говорить с Ленкой было бесполезно, оставалось, видимо, ждать, пока Макс решит, что достаточно. Туалет так-то общественный, нотариальная контора приличная. Долго это не могло продолжаться. Нужно было просто отвлечься. И я набрала Николоса, благо, хоть он ответил сразу.

— Ник, как дела? Ты встречался с теми людьми?

При звуках немецкой речи Ленка глянула на меня зверем и фыркнула. Пофиг. Пусть психует.

— Да, буквально полчаса назад закончили.

— И что? Он забрал у тебя компанию?

— Почему ты так решила?

— Ну просто он оставил всем своим детям равные суммы денег, в том числе и Алексу, какую-то компанию передал вдове, другую — бывшей жене. А всё остальное, что у него было, пустил на благотворительность. Вот я и подумала — не твою ли компанию он отдал вдове?

— Нет. Формально «DGL» никогда ему не принадлежала, поэтому он не мог бы завещать её вот так, прямо. Условия её передачи Алексу были скорее теневой договорённостью, за невыполнение которой компанию просто довели бы до банкротства.

— То есть, теперь она просто твоя?

— Не совсем. Я так же должен буду передать её, но теперь уже не через три года и не Алексу.

— Понятно, — хмыкнула я. — Значит, всё-таки Юйминь?

— Не знаю о ком ты. Компания переходит к тебе.

Я застыла.

— Что? Ник, я не расслышала, что ты сказал?

— Я говорю, компания переходит к тебе. И процедуру передачи нужно завершить до конца текущего года, а иначе её разорят.

У меня на время закончились слова...

— Интересно... — наконец пришла я в себя. — И на каких же условиях? Теперь уже и я не должна жить в России?

— Нет. Из условий теперь только срок передачи прав собственности. Остальные сняты. Вообще все. Даже на счёт Алекса.

Простившись с Ником, я долго стояла глядя в никуда и не могла собраться с мыслями. Что это было? Что за финальный, красиво сыгранный аккорд? Не просто красиво, а идеально — до мурашек. Впрочем, отчего были те мурашки — большой вопрос. Не от осознания ли того, что, подводя итоги жизни, Денис поставил меня, простую любовницу, которых без сомнения, были десятки, на одну доску с законными жёнами? В носу резко защипало. Я сунула руки под холодную воду, прижала их к щекам, но слёзы всё равно туманили взгляд.

— Лен, ты можешь дуться на меня сколько угодно, но я хочу, чтобы ты знала... Я его любила. Хочешь, верь, хочешь, нет, хочешь, считай это извращением — это уже не важно. Но я не спала с ним ради денег, а просто любила. Как могла.

Ленка, всё так же сидя на корточках у двери, вдруг импульсивно закрыла лицо ладонями, и я поняла — держит слёзы.

— А ещё я пять лет отсидела в тюрьме.

Ленка медленно отвела руки от лица, повернулась ко мне. Глаза по пятаку. Я кивнула.

— А перед этим полторы недели провела в плену у садиста...

И я рассказала ей всё.  Почему именно ей, и именно вот так — внезапно, сидя в сортире? Возможно потому, что и началась вся эта история тоже, вот так же нелепо, в зассанной, исписанной похабством заброшке? А может, мы с Ленкой просто по-прежнему были на одной волне и обе чувствовали это, и стремились друг к другу, но упрямо разбивались об стоящие между нами причины? Об причины, которых больше нет. Ну не дурочки?

***   ***   ***