Верь. В любовь, прощение и следуй зову своего сердца

Щетина на его лице достаточно длинная, чтобы стать зачатком бороды. Пока он ждет, что я что-нибудь скажу, я понимаю, насколько сильно полюбил этого человека.

«Я думал».

«Я заметил. Приятное хобби».

«Когда ты оставляешь что-то позади, иногда и это что-то оставляет тебя позади».

«Ты имеете в виду что-то сентиментальное? Женщину?»

«Это настолько очевидно?»

Он делает глоток и смеется: «Я буду великодушен и скажу “нет”».

Ветер задувает дождь в дверной проем. Он отставляет чашку в сторону, потирает щеку.

«Жизнь бывает сложна. Отношения между мужчинами и женщинами тоже не так просты. Но быть с женщиной – это очень приятная часть жизни. Ты должен последовать моему совету в том, что касается этого вопроса».

Я пожимаю плечами. Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю.

«Ну что ж, – он складывает руки на груди. Стул скрипит. – Возможно, это слишком серьезное дело, чтобы поручать его моряку».

Я заставляю себя улыбнуться: «Нет, продолжай».

Он выглядит довольным. Кладет обе ладони на стол. «Я сказал это, чтобы заставить тебя улыбнуться, потому что нет ничего настолько важного, чтобы заставить тебя переживать».

«Как тебе такое?» – говорю я и рассказываю ему о Сью, обо всем случившемся.

«Что ж, – говорит он, когда я совсем выбиваюсь из сил, – ты мог бы провести ночь, играя на гитаре у нее под окном. Могу поспорить, что дело не обошлось бы одной ночью. Я уверен в этом».

«Я сомневаюсь, что это сработает, – говорю я. – Дело в том, что я думал, что хочу обрести свободу. Я полагал, что принятие обязательств будет сдерживать меня…»

«Но у свободы есть цена, – говорит он, и улыбка исчезает с его лица. – Свобода также означает быть свободным любить».

Я снова пожимаю плечами. Сегодня это жест дня.

«Знаешь, совсем не трудно найти женщин, которые готовы разделить с тобой что-то, скажем, постель. Но вот найти ту самую женщину, это непросто, – он откашливается, комкает салфетку. – Перед Камино я пошел поужинать с другом и его женой. Они несчастливы вместе, но никогда не говорят об этом. Они останутся вместе до конца своих дней, чужие друг другу, молча, но ненавидя».

Дождь льет как из ведра.

«Я думаю, что, прежде чем выбрать девушку, ты должен хорошо чувствовать себя в своей шкуре. Тогда твое истинное “я” привлечет ту самую женщину, а не любую приглянувшуюся с первого взгляда. Мне потребовалось много времени, чтобы понять это».

«Лоик, она с этим как-там-его-зовут, и я…»

«Как его зовут?»

«Как-там-его-зовут».

Он громко вздыхает. Я отчетливо это слышу.

«Послушай. Мы можем быть либо французом и американцем, обсуждающими политику, либо я могу быть твоим другом. Что ты предпочитаешь?»

Подняв руки, я делаю преувеличенный жест капитуляции.

«Друзья».

«Хорошо, – говорит он. – Она выбрала его. У него есть имя. Когда ты примешь ее выбор, ты будешь свободен».

«Не так-то все просто, приятель».

«К тебе это не относится. Она на своем Камино, ты на своем Камино, и, возможно, они больше не пересекаются. Ты любишь ее?»

«Да».

«Тогда люби ее».

«Я так и делаю», – говорю я.

Он качает головой: «Если тот, кто делает ее счастливой, – это не ты, то так тому и быть. Это и есть любовь».

«Черт, – говорю я. – Это больно».

«Больно не от любви. Больно от нелюбви».

Вот же черт, черт, черт… Я отвожу взгляд, чтобы он не видел, как я сглатываю слезы. Он делает вид, что не замечает.

«Я планировал поступить в медицинскую школу, вероятно, где-то далеко от города, а вся ее семья была в Нью-Йорке, и ты знаешь, я…»

«Ты перечисляешь факты. Это и есть страх. В любви факты становятся неуместными».

По водостокам течет, с навесов капает, машина с плеском проезжает по луже. Повсюду слышен шум воды.

«Мне кажется, я повел себя как трус», – тихо говорю я.

«Очень глупая привычка, уверяю тебя. Чем больше ты закрываешь свое сердце, тем чаще оно разбивается. Ирония жизни».

Он наклоняется вперед, похлопывает меня по груди.

«Можно я скажу тебе кое-что как настоящий друг?»

«Сделай одолжение».

«Глупо думать, что твоя боль какая-то особенная. Тебе больно, мне больно. Мир полон боли».

Я поднимаю руку, чтобы возразить, но опускаю ее.

«Il n’est pas votre blessure qui vous rend spécial»[33].

Затем он откидывается назад, ждет.

«Что это означает?»

«Не твоя рана делает тебя особенным».

На его усталом лице появляется добрая улыбка.

«Особенным тебя делает свет, который пробивается сквозь нее».

Ветер свистит на узкой улочке. Он врывается в дверной проем, сдувает салфетки со стола.

День восемнадцатый

Дорога резко спускается в сочную долину, ведет мимо развалин монастыря и выравнивается рядами толстых тополей, растущих по обочинам. Листья мокрые, и когда их колышет ветерок, кажется, что идет легкий дождь. Здесь нет автомобильного движения и щебечут птицы.

«Как же здесь хорошо», – тихо говорит Лоик, шагая рядом со мной.

В такие моменты, как этот – под открытым небом и плечом к плечу с отличным другом, – нет на свете другого места, где я хотел бы оказаться.