Верь. В любовь, прощение и следуй зову своего сердца

Он умолкает, как будто смакует свой сон.

«Знаешь, однажды мне предложили поработать штурманом в команде Ротшильда. Он хотел участвовать в гонках на своей лодке – назовем ее так, хотя она была довольно большой, – он хотел пересечь Тихий океан, но я отказался». Он щурит глаза, как матрос, будто наблюдает за чем-то далеко за горизонтом. «Я хочу сказать, что никогда не стремился к этому».

Я пожимаю плечами, не совсем понимая, к чему он клонит.

«Если я скажу тебе правду, ты не поверишь. Я боюсь моря».

Я смотрю на него, ожидая смеха, продолжения шутки. Однако едва взглянув на его лицо, понимаю, что ошибаюсь.

«Мой отец тоже боялся моря, – говорит он. – По правде говоря, оно вселяло в него ужас».

Пока мы ехали на автобусе из Барселоны, он рассказал мне о своей семье, обо всех поколениях рыбаков из Бретани – региона, где в каждой деревне есть часовня в память о людях, погибших в море.

«Но когда человек обретает веру в детстве, – говорит он, – от нее нелегко избавиться».

Он откашливается, проводит рукой по своим коротким вьющимся волосам.

«Хочешь узнать, когда я острее всего чувствую себя живым?»

«Конечно», – говорю я.

«Когда управляю своей лодкой. Когда я сталкиваюсь лицом к лицу со своим страхом перед морем. Это и есть мой утес, с которого я прыгаю, и у меня вырастают крылья».

«Типа волшебного места?»

Он усмехается.

«Да. Там, где ты сталкиваешься со своими глубочайшими страхами, возникает волшебство».

Указатель выводит нас на двухполосную дорогу, которая петляет мимо пустынных парковок, автосалонов с сетчатыми заборами, а затем торговых центров. Тротуар потрескался, и по нему больно идти. Мы оба примолкли, как обычно бывает на Камино, когда покидаешь леса и бескрайние поля, окунаясь в многолюдные города.

Дорога расширяется до нескольких полос. Мы проходим мимо рядов тесно сгрудившихся многоквартирных домов с развевающимся на балконах сушащимся бельем. Мы вдыхаем городские запахи, и воздух становится горячим и гнетущим. Тротуары заставлены столиками уличных кафе.

Дорога примыкает к перекрестку с четырехсторонним движением, и трафик на ней становится напряженным. Как раз в тот момент, когда гудки и толпа становятся невыносимыми, мы входим в старый Бургос. Появляются мощеные дороги, старинные здания и церкви. Поток машин редеет. На площадях высятся статуи и фонтаны, по обе стороны дороги растут отбрасывающие тень деревья, а в поле зрения появляется река. Лоик смотрит на меня и кивает. Мы оба ощущаем перемену.

Дойдя до своей гостиницы, он кладет руки мне на плечи, чмокает в обе щеки.

«Твой отец шел своей дорогой. А ты идешь своей».

Я сглатываю слезы и обнимаю его. Мы встретимся завтра вечером в следующем приюте. Я оставляю его у стойки регистрации и иду по стрелкам, нарисованным на уличных указателях. Снова один, ремни впиваются мне в шею и плечи с каждым шагом.

В такие моменты, как этот, я жалею, что не могу поддержать компанию, что у меня в кармане нет лишних денег, чтобы я мог остановиться в хорошем отеле, если захочу. С другой стороны, если бы у меня было достаточно денег, чтобы делать все, что пожелаю, я, вероятно, не отправился бы в этот поход. Режим вынужденной экономии тоже открывает новые возможности.

Я долго иду, потом останавливаюсь у реки, чтобы посмотреть на текущую воду. Берега обсажены деревьями с короткими белыми стволами и ветвями, которые тянутся к небу, как сложенные чашей ладони.

Выйдя из готического собора, я наталкиваюсь на самое странное зрелище из всего виденного мною на Камино: группа кришнаитов танцует и поет на площади. Пока я сижу на ступеньках и наблюдаю, один из них пытается заговорить со мной. Судя по тому, что он говорит по-испански с акцентом, очевидно, что он американец.

«Знаете, – говорю я, – возможно, вы выбрали не самое удачное место для этого».

«Простите?»

«Инквизиция. Испанская инквизиция. Вы слышали о ней?»

«Да».

«Ее назвали в честь этой страны не просто так».

Шутка не удалась. Он не смеется. «Что ты здесь делаешь?»

«Я совершаю паломничество», – говорю я.

«Значит, ты ищешь божественное?»

«Вообще-то я ищу желтые стрелки».

Я покидаю площадь и, вместо того чтобы идти по бульвару, брожу по боковым улочкам, проходя мимо сувенирных лавок, магазинов одежды, ресторанов, баров. Стоя у магазина изделий из кожи, я смотрю на куртки в витрине, освещенной рядами лампочек на потолке. Мысль о том, чтобы надеть кожаную куртку, кажется странной. Моя жизнь свелась к тому, что я могу унести в своем рюкзаке: только самое необходимое. Даже лишняя футболка после ста миль пути заставляет ощутить ее вес. Прямо как воспоминания.

День пятнадцатый

В это воскресенье, все еще находясь на севере Испании, я вхожу в страну Смерти.

В Памплоне Розанджела рассказала мне, что Камино был разделен на три части: отрезок от Ронсесвальеса до Бургоса означал Жизнь; от Бургоса до Леона означал Смерть; от Леона до Сантьяго означал Возрождение.