Верь мне!

— Это куриный бульон. Не ручаюсь за вкус: нет ни соли, ни перца. Осторожно, не обожгись.

Она взяла кружку и, попробовав есть одной, неповрежденной стороной рта, с наслаждением — маленькими глотками — выпила теплый бульон. Голова ее, наконец, прояснилась, и она попыталась восстановить пробелы в памяти. Казалось, со вчерашнего дня прошла целая вечность.

— Я наступила на скорпиона, — она осторожно выговаривала слова, все еще чувствуя боль.

— Я знаю, я нашел твой дневник.

Дневник? Она растерянно замолчала. Кстати, что все-таки приключилось с ее ртом? И вообще, здесь явно что-то не так. Что-то было решительно не так в том, как он смотрел на нее, в его голосе… Она чувствовала перемену в нем. Вдруг сам собой всплыл в памяти ее дневник.

— Я делала записи на случай, если… — она перебила себя. — А как насчет добавки?

Суп действительно был превосходен. Она протянула кружку, он зачерпнул в горшке немного бульона с куском цыпленка и вернул полную кружку обратно. Запах был восхитительный!

— Если хочешь, есть еще вареное яйцо.

— Я терпеть не могу вареные яйца.

Что-то, должно быть, случилось нынешней ночью, когда стемнело и… А почему он разбудил ее только сейчас? Ее мысли путались.

— Ладно, давай его сюда.

Она следила невидящим взглядом за тем, как он чистит яичную скорлупу. Вылавливая пальцами кусочки цыпленка из кружки, она мучительно искала объяснений, хоть какого-нибудь намека, зацепки. Все было не так, как прежде. Что произошло? Как она поранила рот?

Ему было больно наблюдать эту внутреннюю борьбу, и он, наконец, пришел ей на помощь.

— Хороша же ты была вчера вечером. Хотя навряд ли ты что-нибудь помнишь. Я выловил тебя из воды в пятидесяти футах от переправы.

Она взглянула на него с изумлением и растущим беспокойством.

— Что-о?

На миг Зекери почувствовал себя неуютно при воспоминании о пережитом, но тут же продолжал с легкомысленным видом.

— Ну и задала же ты задачу одной черной кошечке. Та все никак не могла решить: вытаскивать тебя или нет…

Она широко раскрыла глаза в кошмарном предчувствии, что он говорит сущую правду.

— Да, там был ягуар. Внизу у реки. У реки, на дереве. Совершенно черный, с желтыми глазами. Так ты его тоже видел?

— Дорогая, мы столкнулись нос к носу, вот так близко, и его пальцы отмерили полудюймовое расстояние.

Она поставила кружку на землю и поплотнее закуталась в одеяла. Узнавая все больше и больше о том, что с нею случилось вчера, она не находила в этих событиях никакого смысла.

— Так я была в воде?

На ней сейчас надета белая футболка. Ее же собственная — цвета хаки. Значит, та, что сейчас на ней, — не ее. Ее одежда исчезла! Как бы издалека она услышала его ответ.

— Ты пыталась переправиться через реку и тебе, похоже, это не удалось.

Да на ней же нет брюк! Он раздел ее! Сознание этого обожгло огнем! Он раздевал ее. А она ничего не помнит. У нее стучало в висках от множества роящихся в голове мыслей. Его руки прикасались к ней! Она задыхалась, ей не хватало воздуха. Она пристально смотрела на него взволнованная, с пересохшими губами. Что еще он делал с ней?! Боясь потерять сознание (только не сейчас!), она закрыла глаза и крепко — до боли — сжала кулаки, вонзив в кожу ногти. И, почувствовав его ладонь на своем плече, вздрогнула всем телом.

— Я раздел тебя, потому что ты промокла и озябла, — сказал он мягко. — Ты помнишь, какой вчера был холод?

В глубине сознания она понимала: его слова — правда, и старалась убедить себя в этом, чтобы справиться в ужасом, царившим в душе. Дыхание давалось ей с трудом.

Тем временем он говорил о происшедшем, как о чем-то само собой разумеющимся.

— Я выбрал самый верный способ согреть тебя. Ты в моей футболке, потому что все остальное промокло.

Постепенно она убеждалась в правоте его слов, выстраивая их в логическую цепочку. Она начинала приходить в себя. Если она действительно упала в реку, то естественно — вымокла до нитки. Силы возвращались к ней, и она постаралась сосредоточить внимание на его рассказе.

— Ты долго пробыла в воде, и когда я нашел тебя, была без сознания. — Он решил опустить подробности об оплеухе, с помощью которой ему пришлось прекратить ее истерику. — Я оставлю тебя ненадолго. Твоя одежда уже высохла, и ты можешь переодеться. Правда, ботинки еще сырые, надень пока носки. Справишься сама?

Его голос был спокойным и убедительным. Она, наконец, почувствовала себя в состоянии открыть глаза, но взглянуть на него все еще не решалась.

— Хорошо, — выдавила она и проследила за тем, как он не спеша вышел из пещеры и растворился в утренней мгле.

Ее одежда, перепачканная грязью, мятая, но уже почти просохшая и аккуратно сложенная, лежала поверх одеяла. Она выползла из спального мешка, неловкими движениями натянула брюки и вдруг остановилась, заметив что ее футболка разорвана. Разорвана на спине.