Верь мне!

— Больно, — отозвалась она, когда он взял в руки ее ступню. Опухоль немного спала, но надрез не затягивался, и из него слегка сочилась кровь.

— Ты давно проснулась? — он омыл ногу водой и обработал рану спиртом.

Дрова в костре прогорели, и огонь медленно умирал на углях. Ее кожа была холодной, липкой на ощупь, и Элисон дрожала всем телом.

Промозглый воздух пещеры начал пробирать и Зекери. Он подоткнул края спальника поплотнее вокруг ее тела и сверху набросил два одеяла и свою куртку.

— Я искала тебя, — повторила она и закрыла глаза. — Я думала, что ты не вернешься, — она говорила так тихо, что он вынужден был наклониться, чтобы разобрать ее слова.

— Я ходил за едой, — объяснил он. — А теперь поспи, пока я буду готовить нам что-нибудь на ужин. Я разбужу тебя, когда управлюсь. Честное слово.

Все еще дрожа и не открывая глаз, она промолчала в ответ. Он занялся костром. С ней будет все хорошо. Эта уверенность придавала ему сил, и он энергично принялся готовить ужин.

Зекери нашел три средней величины камня в груде булыжников у входа в пещеру. Он расположил их среди углей костра точно так же, как это было в очаге хижины старого крестьянина. Когда огонь запылал веселее, Зекери сполоснул горшок, налил в него воды и установил горшок на камнях. Вздохнув, он взял одного из уже закоченевших цыплят и попытался ощипать его, клянясь, что никогда впредь не будет покупать в супермаркете пакеты выпотрошенных аккуратно запакованных кур. Перья упорно не хотели подчиняться его усилиям. Зекери поймал на себе взгляд Элисон.

— Цыпленок, — сказала она в полусне.

— Я знаю, детка.

Она продолжала тупо смотреть на него.

— Что ты делаешь с цыпленком? — ее взгляд скользнул по его рукам.

— Мы поужинаем им, если мне удастся расправиться с его перьями. Она еще раз взглянула на жалкую птицу.

— Ты должен обварить его, — сказала она.

— Что?

— Обварить его. Окуни в кипяток. Тогда легче будет ощипывать, — ее опять била дрожь.

Зекери взглянул на взъерошенного цыпленка.

— А что дальше, как ты думаешь?

Она отвела глаза в сторону.

— Я искала тебя, а ты ушел, — она снова впала в полубессознательное состояние. Ей было очень холодно.

Он не стал обваривать цыплят, а поступил по-своему. Ощипал, как умел, отрезал головы, лапки, крылья, выпотрошил, как рыбу. А потом выбросил потроха в воду, и сполоснул тушки в реке. Вернувшись к костру, Зекери уложил цыплят в горшок, залил водой и опустил туда же два яйца. Горшок он поставил на огонь.

Поколебавшись немного, Зекери распахнул спальник и лег рядом с Элисон внутрь мешка. Он замерз, а надо было еще следить за варевом. Усталость совсем одолела его, но тело чувствовало жесткую землю, на которой был расстелен спальный мешок, и Зекери было неуютно. Он крепко обнял Элисон, с беспокойством ощущая ледяной холод ее тела под тонкой футболкой. Она казалась такой маленькой рядом с ним, и он чувствовал себя защитником, наслаждаясь этой ролью.

Приятная тяжесть револьвера в заднем кармане придавала Зекери уверенность в своих силах. И какое это было блаженство вот так прилечь с ней рядом, позволить себе расслабиться на несколько минут — лишь на несколько минут! Он ослабил объятья, и она заворочалась, устраиваясь поудобнее, и, наконец, повернулась к нему спиной, прижавшись к его груди, как маленькая девочка. Согревшись теплом его тела, она перестала дрожать и крепко уснула. Зекери был на седьмом небе, наслаждаясь ее невинной близостью, в голове вертелась одна и та же мысль: он обнимает знаменитую девушку Галле, фотомодель с рекламы духов — нет, он не мог в это поверить, несмотря на очевидность. Всего несколько минут, — обещал он себе, прикрывая усталые глаза. И моментально отключился.

Проснулся он через несколько часов.

Не соображая, где он находится, Зекери в полусонном состоянии ощутил рядом с собой теплое женское тело. Мягкая нежность этого тела мгновенно наэлектризовало Зекери, так что каждой клеточкой он ощущал все уголки его.

Он нежно прикоснулся пальцами к выпуклости бедра и ощутил горячую шелковистость гладкой кожи. Он нащупал на ее бедре узкую полоску тонкой материи, которая, как он знал, была бледно-розового цвета. Затем его пальцы нырнули в мягкую выемку, ощутив нежную кожу ее гладкого плоского живота. Он хотел ее, хотел заниматься с ней любовью. Медленно. Изощренно. Он хотел, чтобы она хотела того же.

Он никогда не брал женщин силой, без их согласия, и, конечно, не собирался делать этого сейчас. Поэтому он медленно провел рукой вверх по ее ребрам и наткнулся на мягкую теплую грудь под тонкой футболкой. Он разрешил своей руке пробраться под трикотажную ткань и поласкать упругие груди, а пальцам — поиграть персиково-коричневыми сосками, которые он видел однажды в душевой. Он пережил несколько бесконечно восхитительных минут, испытывая подлинное желание обладать именно этой женщиной — чувство, давно забытое им.