Верь мне

– Можно я отвечу, – на самом деле эта фраза звучит риторически. Титов просто обозначает свое намерение принять этот вопрос. Он не торопится. С ухмылкой смотрит на свой микрофон, и только пару секунд спустя – в зал. – Пять, потому что мы с Артемом Владимировичем, – выдерживает небольшую паузу, во время которой пересекается с сидящим справа от него отцом Чары взглядами, – вошли в состав этой группы для того, чтобы создать финансовую мощь, в которой нуждалось молодое поколение. Можно назвать это поддержкой и отцовским усилением. Хоть среди этих парней и нет моих детей. Все вы знаете, что лично я родил и воспитал только одного человека – потрясающую женщину, чудесную мать и политического деятеля, которого боится сам черт, – нахваливает Адам Терентьевич как бы между делом со своими обыкновенными дьявольски харизматичными ухмылками и подмигиваниями. – Я чту закон, Бога и справедливость. А следовательно, и всех людей, которые борются за порядок в нашем городе. Конкретно в Александре Георгиеве, который и являлся на момент моего входа в финансовую группу основным двигателем перемен, я увидел того, кого не ожидал увидеть никогда, – и снова Титов притормаживает со своей речью. В этот раз, чтобы направить взгляд на меня. Не хочу это признавать, но должен: прежде чем он дает уточняющие пояснения, по спине озноб проходит. – Я увидел себя. В общем, – дальше в зал смотрит, – ментально во мне вся эта ситуация откликнулась. Я стар, ленив и адски черств, – в очередной раз веселит публику своими полушутливыми изречениями и соответствующей мимикой. – Давно не претендую на лавры. Все свои амбиции реализовал, всех побед достиг, все вершины покорил… Но тут я вдруг, мало того, что увидел большие перспективы для города, который люблю… Я резко взбодрился на свои, Господь не даст соврать, двадцать! – пробивая кулаком воздух, вызывает новые смешки среди однозначно очарованных им журналистов. – И кроме того… – в один миг Адам Терентьевич, открыто глядя в зал, становится серьезным. – Меня тронуло. Задело за живое, – признается чрезвычайно искренне. – А такое случается очень и очень редко, – уверенно расписывает в полной, если не сказать, мать ее, гробовой тишине. – Подводя итоги, хочу выразить нашу с Артемом Владимирович общую мысль: мы вписались в это дело не ради денег и славы. В управлении участвуем по минимуму, только если видим в том необходимость. И, наконец, отвечая на ваш вопрос… Зачем портить название цифрой, которая не имеет полноценной важности?

В конференц-зале слышатся вздохи и перешептывания, но долго не звучит ни один официальный вопрос. В этой глухой тишине я неспешно поднимаю стакан с водой, делаю глоток, расстегиваю пиджак, веду плечами назад и, поймав мимоходом какую-то идиотскую мину на лице Фильфиневича, откидываюсь на спинку кресла. Следующие секунды с каменным лицом наблюдаю за тем, что, блядь, так забавляет сейчас Филю – Тоха под столом на неформальном, но не менее международном языке жестов показывает какую-то пошляцкую хуйню.

Филя прикрывает низ покрасневшего лица ладонью, Бойка шумно втягивает носом воздух и в целях не заржать вытягивает губы клювом, Чара сначала смеряет компашку осуждением, а потом ухмыляется и дополняет «диалог» такими же развратными движениями.

– Миллиардеры, блядь, – тихо выдыхаю я и закатываю глаза за секунду до того, как батя Чаруш, повернув к нам голову, всех разом одним, мать вашу, суровым взглядом успокаивает. Это уже меня заставляет хмыкнуть и качнуть головой. – Да-а… – тяну так же тихо. – Ничего не меняется.

В этот же момент зал «проглатывает» сказанное Титовым и включается обратно в работу. Одна из довольно-таки известных корреспонденток популярного национального канала встает и обращается с вопросом конкретно ко мне.

– Александр Игнатьевич, что вы почувствовали, проснувшись однажды утром двадцатитрехлетним властелином целого южного региона страны? – толкает с рьяной патетичностью.

Я, конечно, не Титов.

Не то что заигрывать с миром не люблю… По правде, оказавшись участником этой нелепой сцены, не удосуживаюсь даже улыбнуться.

– Не помню, чтобы я хоть раз думал о подобном по утрам, – отвечаю сухо, с очевидным пренебрежением к созданной не вовлеченным во всю эту кухню человеком картинке.

– Вы крайне скромны, – брякает репортер мне в ответ.

Четверо из «V STARS» это заключение полируют смешками.

Я сжимаю челюсти, вдыхаю и сдержанно отражаю:

– На самом деле я далек от скромности. Просто власть – это то, что меня реально никогда не привлекало.

– А что вас привлекает? – вцепляется в сказанное мной, как акула, учуявшая кровь. – Ни для кого не секрет, что сейчас идет грандиозная подготовка к вашей свадьбе, с венчанием, замком и прочим. А ведь со смерти вашей первой жены прошло всего пять месяцев. Что вы можете на это сказать? Как прокомментируете?

Я не позволяю себе ни секунды промедления. Не желаю, чтобы присутствующие додумывали, что вопросы, явно вышедшие за ранее согласованные рамки, меня хоть как-нибудь задели.