Венский вальс

— Ну, давай, крыса, накинься-ка на меня, — предложил я Петришевскому. — А лучше — к двери беги, а я уж тебя в затылок стрельну. Не бойся — больно не будет.

Родион Кузьмич вскочил с места, глазенки забегали. Верно — и на меня кидаться страшно, и убегать тоже.

— На место! — рявкнул я, стукнув-таки кулаком по столу.

Петришевский брякнулся на стул, а по его глазам я понял, что он готов.

— Так что с пшеницей? Спорынья?

— Фузариоз, — глухо ответил Родион Кузьмич.

— И чем он лучше, нежели спорынья?

— Если зерно со спорыньей, то у человека видения начинаются, а потом он дышать не может, — пояснил бывший коллежский асессор.

Ясно. Ученым языком говоря — галлюцинации и паралич дыхательных путей.

— А при фузариозе, если из зараженной муки хлеб испечь, то очень похоже на опьянение — голова кружится, тошнить начинает, потом в сон клонит. У нас бы никто на подобное и внимание не обратил. Подумаешь, голова болит. Небось, с похмелья. Поболит, перестанет.

Дать бы Петришевскому в ухо, потом слегка попинать ногами. Но нет, не стану. И говорить, что у нас этот хлеб станут есть голодающие люди с ослабленным организмом, у которых он не опьянение вызовет, а смерть, тоже не стану. Спросил:

— Как вы на итальянца вышли? Или он сам вас нашел?

— Случайно все вышло. Сартори зерном в Италии торгует — продает, покупает. Закупил партию, выяснилось, что часть зерна фузариозом заражена. Он, поначалу, хотел все сжечь, но выяснил, что зерно с фузариозом можно во Франции продать, для фармацевтов. Он уже и договор заключил, судно нанял, все привез, а тут накладки. Не то фирма обанкротилась, что контракт заключала, не то еще что. Мы с ним в банке познакомились. Я туда деньги сдавал, а он кредит брал, чтобы за стоянку заплатить.

Зачем фармацевтам пшеница, пораженная грибком, я не знал. Но кто знает, из чего делаются лекарства?

— Я одного не пойму, — поинтересовался я. — Отчего вы пожадничали? Предположим, если бы договорились с итальянцем поделить шестьдесят тысяч пополам, то все было бы проще. И сумму надо было правильную поставить, побольше.

— Цены я из договора взял, что в прошлом месяце подписывали. Не подумал, что стоимость так вырастет, — признался Родион Кузьмич. — А с итальянцем... — Петришевский помолчал, уставившись в пол, попыхтел, потом сказал. — Он и шести франкам за тонну рад. Хотя бы стоимость фрахта отбил и накладные расходы.

— Ясно, — кивнул я.

— Что со мной теперь будет?

— С вами? — переспросил я. А что, судьба жены и дочери его не волнует?

— С моей женой, с дочерью?

А он не совсем законченная сволочь. Уже хорошо. Воевать с женщинами я не собирался, но доложить в Москву о поступке Петришевского обязан. Арестовывать жену и дочь продажного чиновника никто не станет, но под наблюдение их придется взять. Кто знает, не рванут ли они за кордон?

— А это от вас зависит. Кто должен вам помочь вывезти ваших женщин?

— Пока не знаю. Я собирался обратиться за помощью к польскому военному атташе в Париже — мы с ним служили вместе, но его отозвали. Думал, поднакоплю денег, осмотрюсь, тогда и решу.

Служил вместе с польским военным атташе? Интересно. Жаль, что его отозвали. Но все может вернуться.

— Значит, Родион Кузьмич, сделаем так, — решил я. — Сегодня вы под домашним арестом. Пока сидите, напишете подробную объяснительную записку — отчего решили своровать, как и сколько. Завтра я вам дам сопровождающего, а вы пойдете в «Сосьете женераль» и снимите со своего счета все деньги, что украли, когда выкупали акции. Кстати, сколько сумели отщипнуть?

— Сорок тысяч франков.

—Да ну? — удивился я. — Не поверю, что так мало. Или у вас есть другие счета?

— Только сорок, — заверил меня Петришевский. — С вами, Олег Васильевич, очень трудно работать. Вы же все скупленные акции проверяли, список составляли, над каждым сантимом тряслись. Сорок тысяч я взял, когда вы Москве были. Кузьменко, все-таки, еще не настолько строгий начальник, чтобы его было не обмануть.

— Вот завтра вместе с Кузьменко и пойдете, — решил я. — И вы прогуляетесь, и Кузьменко польза, чтобы не расслаблялся. Деньги сдадите мне до последнего сантима. Ну, а потом... Потом вы вернетесь в Москву. Опять-таки, в сопровождении моего человека. А там уж — как с вами решат поступить, я не знаю. Но в ваших интересах доехать, не пытаться сбежать. Доедете — с женой и дочерью все будет в порядке, обещаю.

Я проводил Петришевского в его комнату, сходил к охранникам на входе, строго-настрого их предупредил, чтобы не выпускали арестанта из здания. Жаль, что нельзя Родиона Кузьмича запереть, но тогда придется кому-то его в сортир водить, да и куда он денется? Запасной выход заперт, ключи только у меня, да у охраны.

А вот с его отправкой в Москву... Да, поедет бывший коллежский асессор, поедет. Только не поездом, а в трюме, вместе с Орловым. И Шпигельглас никуда не денется, присмотрит. Ежели что — укол сделают. Нет у меня лишних людей, чтобы конвоиров изображать. Никиту придется опять озадачить, но Кузьменко сам виноват. Так что, пусть стажируется на строгого начальника.