- В "bain cosmetique de lait" ["Косметическая молочная баня" (франц.)], - отозвался Дебри не без ехидства.
- Вы шутите? - удивился Иштван. - Не купается же он, как женщина, в молоке?
- Вот именно: молоко смягчает кожу и изощряет ощущения. Одно время он исключительно в мясном бульоне купался для утончения нервной системы и успел уже утончить ее настолько, что на "Моисее" Россини всякий раз в обморок валится в патетических местах наравне с дамами.
- "О, в шкуре барсовой Арпад..." [цитата из патриотической поэмы М.Верешмарти "Бегство Задана", где, как бы в укор изнеженным современникам, воспевались доблести древних венгров во главе с их мужественным предводителем Арпадом] - с глубоким вздохом проскандировал Миклош рокочущим своим басом.
Гости между тем приходили, уходили, - общество на балконе непрерывно обновлялось, и остающиеся злословили о только что ушедших. Так уж оно принято.
Прежде других отбыл северный князь. Дебри тотчас и про него выложил забавную историю.
- На днях встречает перед российским посольством казака - тот как раз с коня слезал. Казак ему: "Ну-ка, мужик (у казаков все мужики, кто пеший или без ружья), - ну-ка, ты, говорит, иди коня подержи, пока я вернусь", - и бросает поводья. Князь послушно берет, а казак - в подъезд. Посольские увидели это из окон и в ужасе все навстречу ему по лестнице: "Побойся бога, что ты делаешь! Его сиятельство заставляешь лошадь свою держать!" Тот, сердешный, чуть со страху не помер, хлоп перед князем на колени, не губите, мол, лучше уж сто плетей. А князь Иван два золотых вынул - и ему: "На, голубчик, не бойся и вперед держись таким же молодцом!"
Кто нашел это смешным, кто - достойным восхищения. Лорд заявил, что это одно оригинальничанье, опрокинул стул, перешагнул через колени троих впереди сидящих и, заложив руки назад, в карманы фрака, отыскал глазами на столике свою шляпу, ткнул в нее голову и удалился.
- Вот, пожалуйте, уже и обиделся. Благородный лорд полагает, что оригинальничать - его исключительная привилегия. Слышали о последней его выходке, гастроли в театре Гаете? - обратился Дебри к Рудольфу и, не дожидаясь ответа, продолжал: - Вот уж забавно так забавно. Вы видели там, конечно, "Прекрасную молочницу" - премиленький тот водевильчик, который недавно фурор такой произвел. Там трогательная очень роль у медведя: его охотник преследует и убивает после долгого единоборства. Медведь растягивается на сцене, а победитель садится прямо на тушу и исполняет веселые куплеты, - их сейчас все гамены [уличные мальчишки (франц.)] распевают. Так вот, этот взбалмошный лорд уговаривает директора Гаете позволить выступить за медведя ему. Тот соглашается. Лорда зашнуровывают в шкуру, он рычит, бродит вперевалку на четвереньках, головой мотает: бесподобно. Выходит охотник. Медведь - на дыбы; тот - на него. Лорд хвать его медвежьей своей лапой по руке: охотник нож и выронил. Тут они схватились, но медвежатник - ну никак не одолеет. Топтались, топтались; наконец охотник споткнулся, медведь подмял его и, сидя на нем, сам спел те куплеты под невообразимый хохот публики. Ну что, хороша история?
- Хороша да и свежая совсем, - ответил с самым серьезным видом Рудольф, который внимательно, не перебивая, выслушал маркиза. - Только позавчера в "Журналь де карикатюр" прочел.
- Ну, срезал, - сказал Дебри. - Слово в слово заставить пересказать, что в газетах уже написано! После такого конфуза убежать остается поскорее. - И взмолился шутливо: - Господа, будьте милосердны! Я ведь знаю, что ожидает уходящих отсюда. Пощады и снисхождения!
На его счастье, нечто иное завладело в тот миг вниманием сидящих на балконе, помешав тут же разболтать, что богаче Дебри на свете нет, он ведь не столько свои, сколько чужие карманы опустошает; что борода у него крашеная, а волосы накладные: парики, счетом ровно тридцать, по парику на каждый день, и каждый с волосом чуть подлиннее, - на исходе же месяца опять с первого начинает, будто постригся, и страшно сердится, если на его прическу как-нибудь намекнут. Англичанина однажды чуть на дуэль не вызвал, - они в Одеоне [один из известнейших парижских театров (1791-1946)] были, а дверь в ложу юные титаны упорно не желали закрывать. Дебри и начни шуметь: сквозняк, мол. "Вам-то что, - лорд ему, - вы ж не с непокрытой головой". Это и многое другое уже вертелось на языке, когда на бульвар вынесся довольно своеобразный экипаж. Новенькую арбузно-зеленую карету во весь опор мчала четверка породистых серых жеребцов, запряженная, однако, не по два в ряд, а веером, словно в триумфальную римскую колесницу. Правил ею сам франтовато одетый барин, а кучер с егерем сидели сзади, в кузове.