Венгерский набоб

- Хорошо сказано, Миклош, - одобрил Иштван, пожимая ему руку. - Я бы даже сказал: все решительно есть, необходимое для жизни.

- Ну да, вино там, пшеница...

- И это уже кое-что. Есть, значит, чем прокормиться, а это ослабнуть не даст. Правда, как раз из-за достатка мозгами не требуется шевелить, духовные способности развивать, хотя мадьяр ведь - на все руки мастер. Заставь нужда, он чудеса будет творить при разнообразных дарованиях своих. Все идеи прогрессивные воспримет, в ногу с прогрессом пойдет, ни в чем самым передовым нациям мира не уступит. Новая жизнь начнется, снова кровь закипит в его жилах, и, отложив в сторону меч, которым отстоял он некогда Европу, мадьяр покажет, что все средства ему по плечу, коими честь, пользу и добрую славу снискать можно, будь то резец ваятеля, кирка рудокопа, кисть живописца или отвес строителя, - все, чем только люди высоких стремлений дышат и горят. И я думаю, нарождения их у нас ждать недолго.

- А главное, о чем позабыл ты, - вставил Миклош, - дипломатическое поприще откроется пред ним, а ведь, согласись, у последнего нашего провинциального судьи больше государственного ума, нежели у первого самого...

Тут он умолк, чувствуя, что хватил уже через край.

Рудольф улыбнулся такому задору и, облокотясь, оборотился к Иштвану.

- Ему я и отвечать не хочу, - сказал он, - указывая на Миклоша, - а то еще в болото бросится сгоряча, с него станется. Но сказанное тобой - мои же слова, в обратном только выражении. Если мадьяры расстанутся с исконным своим укладом, свыкнутся с новыми обычаями, скроенными по мерке новых представлений, они ведь собой перестанут быть. Да, к новой жизни они воскреснут, но для старой умрут. Могут стать народом счастливым, но только не венгерским, - чем к другим нациям ближе, тем дальше от самого себя; рифмоплеты да музыканты бродячие - это еще не национальная жизнь. О государственных мужах лучше уж умолчу, а то Миклош меня побьет.

- А между тем одно лишь слово, одно понятие - и всем спасеньям и колебаниям конец. Слово это: _хотеть_. Если хотеть жить, хотеть сберечь из древнего национального своеобычия все, что в нем благородного, прекрасного и плодотворного, захотеть, каждый в меру способностей, честно потрудиться на избранном поприще, любя, ценя наше, венгерское, но умея извлечь из него, развить нас, венгров, возвышающее и, наоборот, не хотеть обезьянничать за другими из тщеславия, - лишь то перенимать, от чего, как при дыхании, кровь наша вновь станет алой; будем если ездить за границу с целью умом своим родине послужить, а не иностранцам глупостью, - не найдется тогда таких природных или моральных сил, которые бы нас расплавили, растопили, растворили. Лед растает, но кристалл скажет: "Я цел!" - и засверкает всеми гранями на солнце. Народы воочию увидят, что мы жизнестойки, и уважать будут наши стремления. И преобразятся наши поля, торговля оживит реки и сушу, язык венгерский досягнет до самых салонов, модным станет, национальные чувства пробудятся в больших городах, а в Пеште [Будапешт образовался лишь в 1872 году после слияния Буды (старого города на правом берегу Дуная) и нового, более позднего, Пешта (на левом)], в столице, вся гордость и духовная мощь нации сосредоточится. Будет и у нас Академия наук, будет все: литературные общества, национальный венгерский театр. И всего этого надо только пожелать!

- Прекрасно. И кто же будет первоапостолом всех этих священных пожеланий? Ведь кому-то надо начать, пример подать, святой национальный дух не снизойдет сразу на несколько миллионов.

- Кто? A capite foetet piscis [рыба начинает портиться с головы (лат.)], - те, у кого больше всего заслуг в прошлом, пороков в настоящем и долгов перед будущим: венгерские аристократы.

- Жаль, что я хохотать во все горло не умею, - сказал Рудольф, - очень уж повод подходящий. Да где же они, эти венгерские аристократы?

- В большинстве за границей; но ты, надеюсь, не станешь отрицать, что если прах отчизны они отряхнули с ног, то сердец своих не прозакладывали?

Рудольф чуть заметно улыбнулся.

- Ты что же, миссионер? Хочешь отступников патриотов опять в лоно истинной веры вернуть и объезжаешь мир, сзывая их домой?

- Я не считаю обращение их таким уж невозможным.

- Счастливец, сколько же тебе лет?

- Двадцать исполнилось.

- Ну, так завтра ты постареешь сразу на десять. Сходимте завтра в клуб "Юных титанов". Доступ в достойное сие собрание открыт только людям знатным либо денежным - либо очень уж эксцентричным. Там найдете вы всех обитающих здесь юных представителей венгерского высшего общества. Вот тогда я и спрошу тебя: "Желаешь ли ты и веришь ли в возможность взять их с собой?"

- А, чего мудрить! Королевская грамота с вызовом на сословное собрание - и сами все домой слетятся.