— И потеряет владения под ударами цезарцев и поляков. Они ведь только и ждут, когда Оттоманская Порта ослабнет в войне со мною и московитами. Шакалы ждут своего часа, чтобы вцепиться израненному в схватке с медведем льву в глотку. А война со мной для османов выйдет тяжкой, причем, в конечном итоге вы потеряете все, что приобрели с невероятным трудом. Как овладели Чигирином и снова потеряли его — московиты дождались момента и вошли на Правобережье.
И такого же случая ожидают поляки с цезарцами и венецианцами — они мне шлют порох и свинец, дают золото, моими кораблями командуют моряки, посланные дожем. Так кому выгодна эта война — туркам или мне?! Или кому-то другому?!
— Зачем ты мне это говоришь?!
— А потому сказал, что я в точности в таком же положении — мои войска могут победить
— Я знаю — ты говоришь сейчас правду.
— Я потомок королей Галиции и Людомирии, земель захваченных ляхами! Мои предки правили в Феодоро и Готии — которые, захватили вы, турки, двести лет тому назад. И возвратить наследство — мое полное право! Как и обменять его на что-то достойное!
Юрий остановился, и медленно закурил сигару — фитиль тут же раздул слуга, подбежавший к нему по жесту. Паузу сделал намеренной, он хотел, чтобы сказанные им слова накрепко отложились в памяти старого турка, а для того нужно привлечь внимание к пустяку.
— Мои союзники московиты сейчас оказывают мне любую помощь — а я чеканю у себя для них
— Почему же, царь Юрий, я стар, но пока не слеп.
— А у меня хорошая память — я запомнил пытки, которым меня подвергли в Москве, и всегда
— Верни все то, что захватил с помощью своего нечестивого оружия, и повелитель правоверных удостоит тебя мира.
— Про нечестивое оружие говорят всегда те, кто был крепко побит им. А если ты побил врага, то оружие очень даже полезное и достойно восхваления на всех площадях!
Юрий искренне расхохотался — пассаж старого османа был по-детски наивен. Но только на первый взгляд!
— Верните мне захваченные земли моего наследства в Крыму — и я забуду все обиды. Вернее, признайте за мной то, что я заберу силой в течение месяца — я говорю о Готии. И тогда не будет смысла продолжать войну дальше — главные мои интересы на севере, а на юге ноги упираются в волны. А крымский хан пусть остается вашим данником — мы договоримся — ему степи, мне горы!
— Визирь Кара-Мустафа на такое никогда не пойдет!
— Так кто с побежденными разговаривать будет?! Будет другой визирь — и если он не внемлет доводам — причем не словесным, то предъявим свои аргументы следующему визирю — и с каждым годом повелитель правоверных будет что-то терять. Отщипнут свое цезарцы, венецианцы, поляки, венгры, московиты. Видите, как много у Порты врагов?! Хотите и меня к их числу добавить?! Так я не против — в такой кампании всегда есть чем поживиться, если к твоим доводам не прислушиваются!
Глава 10
— Здесь совсем
Юрий задумался, налил в стакан из массивной прозрачной бутылки, что по нынешним временам представляла нешуточную ценность, крепкой настойки на терне и пахучих степных травах. Жахнул душистую жидкость одним глотком, как в былые времена, раскурил сигару — дым пополз в распахнутое настежь окно — на нынешних кораблях до иллюминаторов еще не додумались, да и не нужны они в корме галеаса, где стоит большая надстройка. Единственное помещение, где вполне сносные условия обитания, даже собственный гальюн есть.
— Будь здрав, государь, — Смалец опрокинул немалый стакан горилки, налив себе из точно такой же бутылки, где в прозрачной жидкости плавал длинный красный стручок перца. Чуть скривился, закусил кусочком сала. А вот бутыль со стаканом в поставец сунул, как и Юрий — тяжелый корабль качался от мерных взмахов гребцов, а терять драгоценную посуду как-то не хотелось, ведь любому стеклу свойственно разбиваться при падении.
Оставшись вдвоем, они решили по старой памяти отметить четыре года с первого дня знакомства, которое давно переросло не просто в крепкую дружбу — стали единомышленниками.