Венец из молний (СИ)

Солнце не пробивалось через густые древние сосны — застревало где-то высоко в ветвях. В лесу пахло влажной свежестью, и о вчерашней ночи ничего в воздухе не вспоминало.

Троица проснулась окончательно. Серафим гневно скрипела пером в стороне, пуская трубкой сладковатый дым. Периодически она подзывала Гуарина и вручала ему писаные послания, а он либо писал в ответ, либо отвечал короткими «да» и «нет», неловко поглядывая на ведьмака. Они говорили о нём, а Марек делал вид, что не замечает. Сидел у костра, дочищал выбранные им куски монстра, сторожил греющийся завтрак. Судя по тому, как смягчалось лицо Серафим, по улыбкам между рыцарями, напряжение, силами Гуарина, сходило.

— Давно я не сраж’ался с бестиями, — протянул он, подсаживаясь к огню. — Это был… Не самый чеестный бой на моей памяти, ноо, не буду скрывать, увлек’ательный. Что это было?

— Мутированный барбегаз.

— Страашно представить, как выглядят н’ормальные

— Не страшно. По их тушкам мы вчера бегали.

— Получается, этот зв’ерь… Бестия жила под каамнями и пит’алась своими?

— Да, но только потому, что не решалась уйти далеко с мечом в затылке. Этих мелких я разложил ещё неделю назад, и обычно они друг друга не жрут.

— Вот оно как. Здорово мы его вчера, кон’ечно.

Ведьмак ничего не ответил, хотя был согласен. Мареку приходилось работать в паре с ведьмаками, но в целом он к командной работе не привык. Да и не рассчитывал, что рыцари окажутся такими дельными. Для Серафим это было третий раз в жизни, а вот Гуарин почти никогда не рыцарствовал в одиночестве в силу своих заморочек.

— Марек Яр.

— А?

— В сл’едующий раз вам слеедует предупредить нас, если… Ну, м’онстры…

— Конечно.

Серафим вырвала из дневника лист и подошла к костру. Протянула его ведьмаку. Гуарин тоже в него заглянул.

«Фантом:

— Похож на живого.

— Полупрозрачный и размытый.

— Будто светится.

— Истощённый, обгоревший.

— С соответствующими ранами: ожоги от молнии.

— В одежде, в которой умер.

— Пахнет молнией.

— Тянет руки, хватает больно.

— Двигает губами, но ничего не слышно.

— Выглядит несчастно.»

Почерк Серафим крупный, буквы чуть наклонены вправо и вытянуты. Заглавные, как и у Гуарина, вычурные, но не такие фантасмагоричные.

— В какое время появляется? — спросил ведьмак, изучив записку. Речь в ней, хоть и неожиданно, о суженном фон д’Амеди.

Серафим сложила ладони и прижала к щеке, закрыв глаза.

— Ночью, значит. Это время смерти?

Кивок.

— Он привязан к месту?

Неуверенный кивок.

— Его видит кто-то кроме тебя?

Серафим нахмурилась. Пожала плечами.

— Как его хоронили?

Рыцарь указала на землю.

— По правилам?

Кивок.

— Скажи точнее, когда и как он умер?

Серафим забрала у Марека листок, пошуршала пером и вернула.

«После того, как дружка одела нам венки. Мы распустили руки, чтобы обменяться кольцами. Удар молнии, хотя небо было безоблачным, а вокруг много деревьев.»

Ведьмак затих и долго смотрел в огонь. Серафим ждала, но он не возвращался ни к разговору, ни к озвучиванию выводов. Она вопросительно замычала.

— А, ну. Судя по всему, он привязан не к телу и не к месту, а к событию. Нехорошо.

— Почему нехор’ошо? — встрял Гуарин, крутящий головой между Мареком и Серафим на протяжении всего диалога.

— Таких духов хер убьешь, — Марек заметил, как Серафим свела брови, — или освободишь, — добавил. — Тут разбираться с событием надо. С чего вы, кстати, взяли, что это проклятие?

Серафим встретилась глазами с Гуарином и махнула рукой.

— Маатушка Серафим, Хаулина фон д’Амеди сказала так, как т’олько услышала о случившемся. Мол, права была, изв’ините, цитирую, старуха, то бишь бабушка Карина, когда истериичные письма писала о бедах с’емейных, о проклятиях. А Хаулина не слушала и не верила, оттогоо и дочери, то есть Серафим, не говор’ила, пока опять зло не случилось. Бабка, мол, с ума давно с’ошла, что ей верить, что её вспоминать лишний раз…

Марек скривился, чуть не запутавшись в разновозрастных женщинах.

— Были ещё пострадавшие от проклятия кроме тебя?

Серафим подняла ладонь над головой, второй рукой погладила несуществующую бороду.

— Твой брат?

Отрицательное покачивание. Серафим задрала руку выше («Выше, мать вашу, только небо», — подумал Марек.) и нарисовала пальцем борозды под глазами.

— Отец?

Кивок.

— Получается, и дед тоже, раз мы идём к бабке…

— К Карине фон д’Амеди, — поправил Гуарин.

Серафим пожала плечами.

— Матушка Серафим пребыв’ала и пребываает не в лучших отнош’ениях с бабушкой, — поясняет Гуарин, убеждаясь, что может это говорить. — Хаулина даже не уверена, что мать её жива. Поэтому Серафим о б`абушке Карине почти ничего не иизвестно. Знаете, навер’ное — расколы в семье…

Ведьмак не знал, но был наслышан. Сколько привидений приходилось ему гнать со света из-за семейных распрей, сколько архиспор корчевать в фамильных садах…

— Ваша правда, не стоит тратить время на призрак твоего жениха, — прошипел Марек после минуты раздумий. — Сера. Гуря. Отправляемся к бабке.

Гуря покраснел.

— Господин в’едьмак! Небоеваая сит’уация не требует сокращен’ий!

Марек заскрежетал и отмахнулся.