— Нет, кх, тогда мы отсюда никогда не сдвинемся. Всё… Нормально.
Он откашлялся и пошёл наполнить заново флягу. Сел обратно и начал есть осторожно, стараясь не жевать, как будто это должно было помочь. Обливаясь потом и насморком, что выглядело весьма специфично вкупе с отсутствием носа, выпив литра полтора воды, Марек всё-таки победил свой обед. Тяжело выдохнул. Серафим доедала вторую порцию, и на её лице не было ни грамма страданий ведьмака. Гуарин, хоть и шмыгал носом в процессе, явно не был впечатлён остротой офирской кухни.
После обеда тройка задержалась передохнуть. Серафим достала трубку, набила и закурила. Табак, гвоздика, конопля — принюхался ведьмак. Когда она докурила, путники начали собираться. Марек с кислым видом наблюдал, как рыцари собирают оставшуюся еду.
За весь остальной день и вечер ведьмак не пропустил ни одного куста пижмы: проезжая мимо, он срывал жёлтые плоды, мял в пальцах и отправлял в рот, стараясь не жевать, разнося по округе острый запах. В какой-то момент перестал есть соцветия, но по-прежнему собирал их в складку куртки.
— А у в’едьмаков разве не два меча? — спросил неожиданно Гуарин, наблюдавший за ним всё это время.
Он, конечно, заметил пустые ножны на спине Марека. Поравняться с ведьмаком не мог, так как шли они по лесу цепочкой.
— Два. Второй остался там. Куда мы идём.
Спрашивать, зачем ведьмаку столько пижмы, Гуарин не стал.
Лес темнел, а под подковами лошадей всё чаще стучал камень. Вскоре мшистые валуны начали выглядывать из земли между деревьями, как горох, рассыпанный великаном. Сосны вытеснили остальные деревья и кустарники. А может, это сделали камни, и только сосны справились с их натиском. Трава уступила место ковру иголок и мха.
— Почти на месте, — прохрипел ведьмак, чуть обернувшись. — А вы забыли рассказать мне о мертвецах.
— Расскажет Серафим на пр’ивале. Я-то не видел.
— Расскажет?
— Напишет. Вы же умеете читать, верно, уважаемый?
— Как-то же я прочел ваше объявление.
— Точно. Его, кстаати я писал. Да и пригласить в’едьмака была моя ид’ея.
Смеркалось. Камни вокруг как будто росли, уже нависая над путниками. Под редкими из них зияли чёрные дыры. Гуарин заметил, что давно не слышно птиц, не видно следов оленей, лосей, кабанов. Только комарьё никуда не исчезало, наоборот, начинало роиться вокруг. Серафим где-то сзади явно дымила трубкой, и её они не особо волновали. Рыцарь присмотрелся к ведьмаку: на того комары точно садились, но либо он этого не замечал, либо игнорировал.
Путники вышли на поляну камней, когда темнота полностью проглотила лес. Так резко и незаметно, что никто не подумал, не успел зажечь факел. Ведьмак спешился и хотел было что-то сказать, но голос снова его подвёл. Рыцари и без того поняли. Гуарин спрыгнул с коня и полез в суму, Серафим осталась в седле. Что-то хрустнуло под копытами Дху. Под ногами Гуарина. Вспыхнул факел в его кулаке, осветил землю, устланную…
— Чеш’уя? — спросил Гуарин, садясь на корточки.
Лошади нервно зафыркали. Ведьмак уже рылся под массивным валуном и не поворачиваясь бросил за спину:
— Панцири. Что, уже пустые?
Он как-то странно хмыкнул. Медальон на его груди слегка дёрнулся. Ведьмак перестал копошиться в земле и замер. Рыцари тоже это услышали. Дрожащий гул из больших камней. Ведьмак быстро вытащил из тайника склянку, приложился к ней, поморщился и замер на мгновение. Коснулся ухом земли. Снова гул. Лошади затоптались. Им не нравилась дрожь под ногами. Серафим потянулась за копьём.
— В’едьмак Марек, — прошептал Гуарин на всякий случай. — Что это?
— Мой меч, — тоже шёпотом ответил ведьмак.
Он отнял лицо от земли и медленно выпрямился спиной к рыцарям, лицом к многочисленным дырам под камнями. Указал в сторону правых отверстий и поднял в воздух четыре пальца. Гуарин еле различал их в темноте. Три пальца. Понял. Подлетел к Туфо и ударил по крупу, одновременно вытаскивая из ножен меч. Два. Грохот слышался уже отчетливо. Дху заржал. Один.