Венедикт Ерофеев и о Венедикте Ерофееве

a travers les larmes» – Великая русская tradiция смеха сквозь слезы.

В. Делоне очень тяжело. Он получает от фонда Льва Толстого[446] 10 франков в день, т. е. мизер ‹…› ему отказывают в работе[447]. Люди, которые его недавно видели, говорят, что он написал неплохие стихи, но производит ужасное впечатление. Очень переживает разлуку с Р. (с родиной)[448]. Ира кое-как спасает положение переводами. Все, Жан Катала, оказ<ывается> ему 73 года и он очень тебя любит и ценит[449], Викт<ор> Некрасов, Люси Катала, зав<едующая> русским отделом[450] и т. д., интересуются твоими делами и желают тебе всяческих удач.

Твоя книга скоро выйдет во Франции на русском языке. Уже готовится издание[451]. Ты очень популярный автор.

Милый автор, напишите, живы ли вы, помните ли обо мне?

Очень тяжело переношу отсутствие письма,

Галя

Да, еще звонила Ольга Седакова. Напиши ей. Марк Фрейдкин[452] прислал тебе привет из Еревана. Звонил В. Муравьев. Интересовался – как ты?

Нина Вас<ильевна> твоя получила новую квартиру[453]. Она должна была написать тебе.

Диськи, Дениски Иофе и Прошки целуют тебя[454].

Умоляю. Пиши как можно чаще.

А если тебе там совсем скверно, давай подумаем о твоем отъезде. Только не принимай решение сам. Посоветуйся с Минцем. Как это можно сделать наиболее безболезненно. В этом случае меня волнует вопрос с трудовой книжкой. Но если можно терпеть, то лучше доработать до конца. Вообще, когда я не знаю, что с тобой, где ты, как ты, то волнение мое начинает переходить в панику, тем более что рядом с тобой Тихонов. Очень прошу – напиши мне письмо.

Скажи, начинать ли мне сейчас разговор с Ниной Семеновной или подождать тебя[455]. Пиши мне. Думай обо мне. Ведь эти волнения расстраивают меня. Мне тяжело. Целую.

Галя

24. VI.76 г.

Я подумала: какая сложная у меня задача!

Примирить?! сюрреализм с соцреализмом[456]

(á travers[457] – романтизм символизм и соцреализм).

Может ли сюрреалист жить в обществе, в котором проходит VI съезд Советских писателей[458]?

Что же мне-то делать?

«Черный Герой»[459] рядом с «Героем Соц<иалистического> труда».

Венедикт – Галине. 5 июля

5/VII.

Приношу извинения, девка, но пространного письма не получится и на этот раз. Народу в моей комнатенке куча, а писать под взглядами не могу, потому что нервический[460]. Третий уж день не выползаем никуда, таких остервенелых ветров с севера я в жизни не видывал, все стихии перемешались и разверзлись все хляби, мой порог не просыхает от рыбаков, геологов, шоферни, вертолетчиков, радистов usw[461]. И от первенца Тихонова тоже не просыхает (воля твоя, девка, а здесь он схлопотал себе репутацию безупречного повара, интеллектуала и трезвенника)[462]. Вот, если интересно, убранство моей комнатенки: финский стол и два финских табурета, спальный мешок и оленьи рога по всем стенам (жалко, их нельзя привезти в Москву по причине громоздкости). Да, и книжная полка, и она всё пухнет, вот неполный перечень свистнутого в местной биб<лиоте>ке[463]: полное собр<ание> стихов Тютчева[464], полное собр<ание> стихов Баратынского[465], двухтомник зарубеж<ных> поэтов в переводах рус<ских> поэтов от Ломоносова до Цветаевой[466], стихи поэтов 1910‐х г. г.[467], полное собр<ание> стихов Карамзина со вступ<ительной> статьей Лотмана[468], полн<ое> собр<ание> Батюшкова[469], двухтомник Заболоцкого (!)[470], Марсель Пруст usw. Червонец ухлопан на погашение долга за 40 пачек Бел<о>мор<о>-балт<ийского> канала им<ени> Ст<алина>. Со своим отпуском ты разумно распорядилась, девка, в начале сент<ября> я уже буду определенно, закупай водки к встречному пикнику, мое исполинское жалованье получим только в Сокольниках[471] (про себя я уже тряхнул его на эл<ектро>-бритву Харьков, красивый пиджак и кашне)[472]. Маленькая новость из Москвы, в пересказе «Голоса Америки» – в четверг 1 июля Андрей Амальр<ик> и Гюзель выехали в Амстердам «на вечное поселение»[473]. Ты зналась с ними эти дни? Почему в твоих письмах ни одного подмосковного слова, т. е. грибы есть или нет? Куда вылезаешь или не вылезаешь никуда? Мое почтение всем шатуновским дачникам[474]. А я еще дня 2–3 буду на привязи в Серебрянском, по причине штормов, все наши лодки посажены на якоря, вертолет прикручен тросами, чтобы в речку не унесло. Постыло всё кольское-полуостровное (надолго ли, кто знает) – считаю дни до 1‐го сентября всякий раз, как по утрам продираю глаза и все остальное. (Кстати, о 1‐м сент<ября>: на Нину Семеновну и все с ней сопряженное мы угрохаем с тобой часть нашего сентяб<рьского> досуга[475], а покуда не стоит.) Всем по приветствию. Ни о чем не тревожься. Очень помню. До веселого свидания.

В. Ероф.

Галина – Венедикту. 7 июля

Здравствуй, умный, умный Ерофеев!

Пишу, не получая от тебя писем с 28‐го июня[476].