Венедикт Ерофеев и о Венедикте Ерофееве

В «Похвале глупости» эти болезни представлены схоластами и стоиками; в «Москве – Петушках» – «научными» теориями марксизма-ленинизма и академической манерой в целом. Оба рассказчика издеваются над терминологией и риторикой своих оппонентов, показывая их смехотворность перед их же собственными дикими аргументами (см., в частности, попытку Венички создать кантовскую теорию икоты) и производя комическую мешанину знаний, пародирующую устремления каждой из их культур к обобщающему компендиуму[999]. В этом процессе они опираются на сходные приемы – такие как постоянное ироническое цитирование, прямое и непрямое, авторитетных источников. Комический эффект усиливается переплетением издевательски-ученого разговора с характерной для спора болтовней, что свойственно для обоих рассказчиков. Целые абзацы держатся на риторических вопросах, а предложения, как правило, связываются частями и фразами, которые сигнализируют о согласии или несогласии, провоцировании или утверждении[1000].

Многие из этих черт можно, конечно, найти и у Рабле, и у Стерна, и у других использовавших менипповы приемы авторов, у которых «творческая трактовка всеохватной эрудиции» была «организующим принципом» (Фрай)[1001]. Однако «Похвала глупости» и «Москва – Петушки» делают это в рамках конкретного поджанра (издевательского восхваления/энкомии), обладающего своими чертами: единое движение шутливо-серьезных аргументов (основанных на идее глупости/алкоголя); сходная кульминация, где шутливость уступает серьезности; и сходное структурное напряжение между фрагментацией и единством, линейностью и круговой композицией – где единство и круговая композиция в конечном счете одерживают победу. Стультиция считает себя по своей природе неделимой и отказывается разбивать свою речь на аккуратные риторические отрезки – так и Веничка ведет речь в ходе своей поездки, разделенной на отдельные станции, в линейной, вроде бы, прогрессии – но возвращается как раз туда, откуда начался его путь[1002].

Внутри своих круговых структур оба произведения принимают форму на первый взгляд спонтанных устных выступлений, где непредсказуемость рассказчиков основывается на схожем парадоксе их личности. И Веничку, и Стультицию можно считать «мудрыми дураками», хотя в «Москве – Петушках» этот парадокс является частью тесно связанного с ним парадокса «трезвого пьяницы». Предположение Стультиции, что ее глупые разговоры могут скрывать в себе мудрость, отражается в утверждении Венички (см. ниже) о собственной трезвости в опьянении.

Как и Стультиция, Веничка, если воспользоваться выражением Кайзера, «автор и субъект» своего издевательского восхваления: он выдает характерную для пьяницы похвалу выпивке, также как «Похвалу глупости» «можно было бы точнее описать как „Похвалу глупости от глупости“»[1003]. Более того, пьянство и глупость часто взаимозаменяемы в этих двух текстах. Веничка представляет себя дураком, а не только алкоголиком, а Стультиция многое может сказать о пьянстве и кутеже. Она считает Вакха в числе своих первых последователей, утверждает, что вскормлена сосцами его дочери Метэ («опьянение») и завершает свою речь, призывая читателей пить[1004]. Веничка, в свою очередь, признает, что ничто не оглупляет так эффективно, как алкоголь. Процесс опьянения и оглупления выражается у него одним и тем же глаголом – «одуреть». Веничка особенно любит выражение «сдуру ли или спьяну», которое, в свою очередь, напоминает устойчивое словосочетание «пьяный дурак»[1005].

Конкретное сходство между деяниями Стультиции и Венички подчеркиваются сопоставимым использованием черт, типичных для речи дураков в литературе: охотное противоречие самому себе, преувеличения, отступления, двусмысленность, забывчивость, спутанность, хвастовство, перескакивание от одного регистра или жанра к другому. В своем «пьянстве» Веничка оказывается таким же ненадежным и безответственным рассказчиком, как «глупая» Стультиция, чья предположительно женское непостоянство находит предположительно мужскую параллель в постоянных изменениях настроения у алкоголика. Это усиливает загадку характера Венички и сложности, с которыми сталкивается читатель при попытке надежно определить такие важные категории, как отношение рассказчика к алкоголю, к Богу или степень его испорченности и чистоты, цинизма и искренности. Они прекрасно помнят любые нужные им культурные ассоциации, но должны представить себя весьма забывчивыми, чтобы читатели смогли принять непоследовательность их действий. В случае алкоголика Венички такая забывчивость кажется совершенно естественной.

* * *

В «Москве – Петушках» эти паттерны создают ироническую амбивалентность, схожую с той, которую строит Стультиция в своих восхвалениях глупости – одновременно пряча намерение автора, обеспечивая ему свободу производить бесчисленные комические комментарии на грани абсурда и побуждая к серьезным размышлениям. Например: «Больше пейте, меньше закусывайте. Это лучшее средство от самомнения и поверхностного атеизма»[1006].