Истлела сирень в этом году раньше обычного.Она опустила сухую ладонь мне на колено.Радужные осколки стрекоз, клювы кремнясветились в ирисах сонных.– Рука моя, – проговорила она, – напоминаетстарую стену, в трещинах которой скопилосьизрядное количество пыли,изнемогшие древесные семена,попавшие сюда в конце лета, когда всем сталоясно, что осени не миновать…– Посмотри, она и впрямь полна какого-то сора,пыльцы, песка, который сияет, будтопоблизости должна быть вода.– Подумай о моей руке, – сказала она, –Посмотри и подумай… Не знаю зачем, но такнужно.– Это любовь, – сказал я.– Это только любовь.Но, замечая нас, она все равно слишком печальна,Ей не под силу нас отыскать.До рези в глазах всматривается она в наши лица,Тысячи петухов, тысячи белоснежных коровбьются в пыли, и кровь их напрасночернеет –Нас не найти.Сродни легконогой звезде…Она уходит в края безумных ветряных мельниц,стрекочущих дальних костров,И смерть утешает ее в холодных садахнаших прежних рождений.
«Истлела сирень в этом году раньше обычного…»
Истлела сирень в этом годураньше обычного.Звезда витает над глиной,И, как сгусток огня в лиловом мареве гроз,несут тяжкое яблоко.Грудь надежно укрыта лохмотьями нищетыи веселья.Веет ветер, мечется лето, в волнах –намокший кораблик.Восходим на мост,Забиваем гвоздь в древесину.Расступается мудро она пред металлом,обнажая истоки непрерывного дыма.Вырастают дома, разрывая объятия дерна.Скованы проходные дворы в тропу сухого родства,по которой хороводом несетсяОдиночество каждой покинутой вещи.Это – неделимое яблоко радости и покоя паритв прохладной груди.Это – брат твой Июнь – запылал,И бьются кошачьи зрачки над котлом,где тускнеет полынь,И не гаснет спазм медных круговв мочках полоумной цыганки.Это – ночью ты ставишь на подоконник свечу иковш черной воды, чтобы бездомный твой братпрошел наконец свое поле,Чтобы кро вавое яблоко гордого горлавоспело сентябрь неземным славословьем.Перед тем как, взойдя на мост поднебесный,Опустишь его в стеклянное месиво,Огнем охваченный нищеты и веселья.