Великий диктатор

Спрашивал я специально. Потому что при виде образца у меня сразу всплыли в голове кадры из просмотренного с детьми ролика на ютубе. Когда дети подрастают, они начинают задавать слишком много вопросов. И если на простые — «зачем и почему», я ещё мог дать ответ, то на сложные — «а как это сделано» или «как это работает», моих знаний уже могло и не хватить.

И я нашёл очень интересную подборку видео в интернете — «Как это сделано». И стал пользоваться ею, давая ответ детям. Так и с этим «гофрокартоном». Дети спросили, а что это там посередине и я полез на ютуб. Посмотрели вместе ролик, а в нём был и способ производства. Если он уже известен, то ничем помочь этим фабрикантам я и не смогу. А вот если нет, то будет неплохой козырь.

— Первый лист ровный, на него кладут рейки, между ними промазывается клей. Сверху, еще один лист бумаги, его тоже прокладывают рейками, которые продавливают бумагу до клея на нижнем уровне. Вот так и образуются волны (wavy) рифления (grooved), — перешел он на английские термины. Слава Богу, что на таком уровне я английский знал. — Затем, опять клей и еще один слой картона. И всё это сдавливается прессом.

Его объяснения вышли чересчур эмоциональными, он размахивал руками, показывая, что и как делается. Мда, про такой способ изготовления гофрокартона я никогда и не слышал. Прям, каменный век какой-то. Ну, тогда точно мой способ должен им подойти.

— Надо ускорить производство, но сохранить эту волнообразную начинку между картонками? — спросил я для вида и для него же, запустил свою пятерню в волосы на затылке.

Мужик обреченно кивнул, видимо ни на что не надеясь. Леопольд Мехелин молча достал портсигар и закурил папиросу. Я же, стал нарезать круги на метровом пятачке, чесать затылок и бормотать:

— Волны, волны. Если их свернуть, то звезда. Точно! Звезда! Мне нужна бумага и карандаш, — обратился я к мужчинам. — Деда! Найди мне два-три круглых поленца без коры, — скомандовал я родственнику. — Для примера!

Дед аж крякнул от возмущения, но пошёл искать потребное мне, что-то бурча себе под нос. Фредрик Идестам достал из своего саквояжа пачку бумаги и несколько карандашей и разложил это всё по столу. Или он Кнут? Вроде так его представлял Мехелин, но потом, называл его Фредриком. Непонятно.

Я, прекратив нарезать круги, стянул с себя шубейку, кинув её на дедов стул и самовольно, без разрешения взрослых уселся к ним за стол. Притянул бумагу, карандаши и, выбрав самый мягкий, принялся рисовать.

Идестам, не дожидаясь результатов моих художеств, переместился на стуле ко мне поближе и потребовал:

— Объясняй, малыш.

— Большие длинные валы, вырезанные или отлитые как звёзды. Между ними проходит бумага, которая попадая между выступом и выемкой валов, превращается в волнистую. Снизу еще один вал. Полностью круглый, он наносит клей на верхушки волны. Затем, вот этот вал приклеивает эти рифления к простому картону, который протягивает следующий вал. А вот здесь клей наносится сверху, и приклеивается второй слой. Вот, как-то так.

— Я ничего не нашел подходящего, — дед вернулся злым и недовольным.

— Ничего не надо, херра Хухта. Я и так понял, без примера. Это же гениально! Я же сотни раз смотрел на все механизмы и не смог представить вот этого! Господин Хухта! Ваш внук — гений! — И он кинулся обнимать деда. Хорошо хоть не меня, как прошлым летом Мехелин.

— Гений, — полузадушенно просипел дед, пытаясь выбраться из объятий Идестама. — Но, что насчет процента? Вы же патентовать это будете? — не упустил своего дед.

— Это обговаривать надо, — сразу выпустил его из объятий радостный промышленник. — Нам надо срочно в Таммерфорс! Когда ближайший поезд, херра Хухта?

— А может, задержимся? Порыбачим? — подал голос Леопольд Мехелин.

— Нет, Лео! Я не выдержу! Этот метод нужно срочно обсудить с инженерами! Как? Как нам попасть в Улеаборг? Вы отвезёте нас, херра Хухта?

— Отвезу, конечно! Если через полчаса выедем, то как раз на вечерний «Шведский экспресс» из Торнио успеем. Сейчас Матти пошлю на телеграф, он отправит телеграмму на вокзал, чтобы вам купе забронировали.

Вот вам и благодарность за новую технологию, думал я, пока бежал на лыжах в село. Надеюсь, что хоть дед с них что-то вытрусит, да и они не забудут про больницу.

— Здрасти, дядя Обрам, — поприветствовал нашего телеграфиста. — Не знаете, наш Кауко на ключе? А то у меня к нему телеграмма.

— Привет, Матти. Да, твой брат час назад на смену заступил. Мы уже перекинулись парой телеграмм. Что у тебя там? Давай! — я протянул ему листок с текстом и купюру в десять марок, которую мне дал Мехелин.

Через десять минут, я получил распечатанный текст ответа и на сдачу девять марок и десять пенни в мою копилку. И рванул на тракт, чтобы успеть отдать ответ деду, который повезёт гостей в город, а по пути, надо думать, поторгуется с ними.