Кстати, о мнении Сталина по поводу возможного мира с Гитлером мы еще поговорим.
Как видим, даже самые скрытные вожди в минуты победных, триумфальных минут подвергнуты радостным эмоциям, и в их словах невольно прорываются сокровенные мысли о судьбе народа и государства. И не всегда такие мысли подтверждают народную веру в вождя… бывает, что и разрушают, развенчивают нимбы над «мудрыми» владыками.
30 июня Молотов и другие члены Политбюро приехали в Кунцево. Сталин был настолько самоуглублен, или, наверное, был готов выслушать от вчерашних своих раболепных подчиненных приговор о своем свержении — иначе не объяснишь его вопроса: «Зачем вы приехали?» Так мог спросить диктатор, прохлаждающийся на отдыхе в Ливадии в мирное время, но никак не глава государства в катастрофический для него момент.
Такое странное поведение оставило у некоторых впечатление, будто Сталин подумал, что его приехали арестовать. Да и чего еще мог ожидать тоталитарист, самоустранившийся от дел в «минуты горестей народных» и знавший, что в предыдущие годы он погубил своими репрессиями миллионы людей?
Микоян впоследствии вспоминал, что когда Сталин задал вопрос, «у него было странное выражение лица, да и вопрос прозвучал довольно странно». Когда Молотов предложил создать Государственный Комитет Обороны и Сталина назначить председателем, то Сталин был удивлен (это было видно по его лицу!), но не возразил и просто ответил: «Хорошо».
Поразительные свидетельства о состоянии вождя, с которого на несколько минут спала маска невозмутимости, и по выражению его лица наблюдательные члены Политбюро могли предположить, какое смятение творилось в его душе. Если это так (а такую картину независимо друг от друга разными словами описывали несколько человек, включая Микояна), то тогда как раз был самый удобный момент совершить блестящий государственный переворот — достаточно было устранить немногочисленную верную лично Сталину охрану на даче. Но приехавшие к нему даже и не помышляли об устранении вождя с его поста: наоборот, делая его Главнокомандующим, они создавали из него знамя борьбы против фашизма для всех советских и зарубежных народов. В эти минуты Сталин начал превращаться в героя для мировой общественности, причем та же вдумчивая общественность одновременно помнила, что он — диктатор в своей стране.
С этого дня к Сталину возвратилась его уверенность, и он чаще начал появляться в Кремле. Теперь он вновь почувствовал себя незаменимым вождем. Пожалуй, дни затворничества в Кунцево для него были самыми драматическими днями в его сознательной жизни и в судьбе как главы государства. 3 июля он наконец обратился по радио к народу, используя не совсем привычные для всех, не канцелярско-политические обороты. Сама стилистика его речи была иной, более разговорной, доверительной: «Товарищи! Граждане! Бойцы нашей армии и флота! Братья и сестры! Я обращаюсь к вам, мои друзья». Сотни тысяч людей, у которых родственники были репрессированы, плакали в этот день, когда диктатор назвал их «братьями и сестрами» и позвал на защиту Родины. С этого дня образ диктатора для многих отодвинулся на задний план, а вперед выдвинулся государственный муж, понимающий народное горе и ведущий страну к победе через все лишения. На китайский манер это был уже в сознании миллионов «великий кормчий, истинный отец нации».
Только из выступления Сталина народ узнал, что Литва и Латвия, значительная часть Украины захвачены немцами. Затрагивая патриотические чувства, Сталин сказал, что «наша страна в большой опасности», и призвал русский народ уничтожать все возможное при вынужденном отступлении и эвакуации, вести безжалостную борьбу с врагом в его тылу.
С выходом Сталина из затворничества быстрее стала устраняться неразбериха в руководстве. До него, 23 июня, была создана Ставка Верховного Командования во главе с Тимошенко: Сталин был в Ставке как член. А 19 июля он уже стал комиссаром обороны и только 8 августа — Верховным Главнокомандующим. Тогда Ставка главного командования определилась как его штаб. Чуть раньше, 30 июня, был создан Государственный Комитет Обороны (ГКО) под председательством Сталина. ГКО имел полномочия давать директивы всем государственным, партийным, советским и военным органам. Так, наконец, завершилось состредоточение в руках Сталина политического, экономического и военного руководства страной. Он теперь являлся, как говорится, идеальным диктатором, хрестоматийным.