Великая сталинская империя

Словом, перед открытием последнего в жизни Сталина съезда — XIX, он уже не был абсолютно уверен, что это мероприятие пройдет под его режиссурой. Потому принял некоторые меры, чтобы дать понять оппонентам, что он еще силен и зарываться не следует. Так, он скомпрометировал Микояна (два его сына, генералы, оказались в тюрьме по липовым обвинениям), Андреева (жена еврейка — в тюрьме) и Косыгина (оказался замешан в деле ждановцев). А в связи с тем, что их родственники оказались под следствием, члены Политбюро Микоян, Андреев и Косыгин не были избраны в президиум съезда. С Берией тоже вышел неприятный для него конфуз: если до «мингрельского дела» он твердо занимал третье место после Молотова и Маленкова, то тут вдруг оказался на пятом — даже бездарный Булганин был впереди него. Все это записано в протоколе открытия съезда от 5 октября.

Но на съезде Берия взял реванш в борьбе за свое почетное место среди влиятельных лиц государства: он выступил с самой длинной и самой острой, содержательной по тем временам речью. Восхваляя Сталина, он одновременно умудрился в речи протащить крамольную идею — оттеснить величие вождя на второй план по сравнению с партией. «Вдохновителем и организатором великой победы советского народа, — говорил Берия, — была Коммунистическая партия, руководимая товарищем Сталиным». (Газета «Правда» от 9.10.52 г). А до сих пор пресса утверждала, что «вдохновителем и организатором великой победы был великий Сталин».

Поспорил в своей речи Берия с вождем и насчет того, какие именно идеологические категории жизни угрожают цельности советского государства, прочности строя и единству народов. Сталин считал, что это (по порядку): буржуазный национализм, сионизм и космополитизм. А русский великодержавный шовинизм Сталин вообще не признавал. Берия же в своем выступлении в таком порядке расположил определенные им опасности отклонения от национальной политики партии: на первое место он поставил великодержавный шовинизм (то есть русский шовинизм), на второе — буржуазный национализм (то есть местный национализм) и на третье — буржуазный космополитизм (включая и сионизм). Это уже был намек на серьезные разногласия со сталинской национальной политикой и несогласие с важностью определенных им в связи с этим опасностей. Речь Берии была так построена, так замаскирован в ней был основной смысл, что только члены Политбюро поняли, что это идет спор с самим Сталиным. Примечательно, что Берия ни словом не коснулся грузинского национализма, хотя в тамошних тюрьмах в данный момент сидело много мингрелов. Берия занял тут нейтральную позицию: не обрушивался на соотечественников с гневными обвинениями, не оправдывал их эзоповым языком — он просто смолчал. И это был единственно верный выход в его положении. XIX съезд показал историческую закономерность долголетнего правления диктатора любой эпохи: со старением властителя власть постепенно выпадает из его рук, и даже в хоре хвалебных речей в его адрес слышатся слова с оппозиционным намеком, даже при всем видимом усердии исполнителей диктаторских решений угадывается если не скрытый саботаж функционеров и чиновников, то скрытое сопротивление духу самих приказов. Оппозиция, чувствуя старение вождя, зная о постепенном ухудшении его здоровья, начала тихо поднимать голову. Психологи считают, что это было вызвано и тем, что группировки, борющиеся при живом диктаторе за влияние, устали от самого Сталина, устали его бояться, устали от той тревожной атмосферы, когда после войны чистка стала перманентной (непрерывной), и даже самые близкие к вождю лица — Молотов, Микоян, Маленков, Берия — не могли себя чувствовать в полной безопасности от его подозрительности и внезапного гнева.

Сталин страшно боялся предательства. Вместе с ухудшением здоровья Сталина росла его подозрительность. Ему мерещились всевозможные заговоры против него. Врачей он к себе не подпускал. Уволил даже своего доверенного секретаря Поскребышева, который долгие годы служил ему верой и правдой. Он предал и своего начальника личной охраны со времен Гражданской войны генерала Власика. И умер в результате предательства. После его смерти созданное Сталиным Советское государство осталось в послевоенных границах и продержалось до 1980-х годов, однако жесткая централизация управления становилась все более запутанной и аморфной, пока распавшаяся связь республик не привели к краху Советского Союза.