Читаем Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов полностью

В последнее десятилетие XVI века вспыхнула война сразу на двух фронтах — ситуация, которой прежние правители всегда благоразумно избегали. Так называемая Долгая война с Австрией затянулась до 1606 года. Одновременно на востоке шла двадцатилетняя война с Персией: раз за разом войска прокатывались по Азербайджану и Кавказу то в одну сторону, то в другую. Пышным цветом цвела идеологическая пропаганда; о небывалом ожесточении противников можно судить хотя бы по так называемой «битве факелов», когда две армии сражались будто бы в нескончаемом сне — всю ночь, и весь день, и следующую ночь. Восстание, поднятое Михаем Храбрым, стремившимся объединить под своей властью Молдавию и Валахию, было пресечено не османскими войсками, а наемными убийцами, подосланными Габсбургами, которым не нравилось укрепление власти Михая. Растущая отсталость кавалерии, бегство крестьян с земли, коллапс системы учета налогоплательщиков, постоянная нехватка денег, неожиданная и непостижимая инфляция, вызванная появлением дешевого американского серебра, и скромные способности преемников Сулеймана — все это рождало ощущение, что поступь империи начинает замедляться.

Это чувствовал Хаджи Халифа (1608–1657), полагавший, что войны губительны для империй, достигших преклонного возраста. Это заметили венецианцы — они всегда все замечали. Посол Лоренцо Бернардо посетил Константинополь в 1593 году, и то, что он увидел, побудило его написать, что все на этом свете проходит через этапы юности, зрелости и упадка. Бусбеку в 1543 году не разрешили выехать из Константинополя, когда там свирепствовала чума; Бернардо же заметил, что стамбульцы теперь сами стараются убежать от эпидемии, и даже великий муфтий покинул город во время чумы, позабыв о былой вере в то, что судьба человека написана у него на лбу.

Фатализм немало способствовал отваге турецких солдат; усвоив преподанный чумой урок, они сделали схожие выводы относительно сражений и стали всеми силами избегать войн. Бернардо почувствовал атмосферу всеобщего цинизма: «Я знал многих вероотступников, которые не имеют никаких религиозных убеждений и говорят, что религии придумали люди для своих политических целей». Поскольку теперь все, начиная с султана, предпочитали сидеть дома, османы, с некоторой недоверчивостью сообщает Бернардо, стали интересоваться хорошей мебелью, пищей и даже вином. Капыкулу стали изнежены; паша больше не довольствовался «хлебом и рисом, ковром и подушкой», прошли те времена, когда его статус определялся «исключительно тем, сколько он имеет рабов и лошадей, которых может поставить на службу своему повелителю».

Неизбежным результатом этого, предсказывал Бернардо, будет своеволие вельмож и утрата единства, тем более что «теперь высокие сановники не имеют иных занятий, кроме как грызться между собой». Бернардо обратил внимание на то, что теперь они стали брать жен из правящей династии, что расширяло возможности для интриг. Наблюдая такие примеры, войска все чаще выходили из повиновения. Во время одной из персидских кампаний янычары обрушили шатер командующего Осман-паши ему на голову. Сипахи восстали в Стамбуле и потребовали выдать им головы двух сановников, «и ни денежные подачки, ни приказы султана не могли заставить их успокоиться, пока не вышло так, как они хотели. Получив головы, они в ожесточении стали пинать их, испуская вселяющие ужас крики».

Главной причиной всего этого, по мнению венецианца, была праздность султана. Прежде каждый султан старался превзойти свершения своих предков, и единственной территорией, которую османы когда-либо кому-либо уступили, была Кефалония, захваченная венецианцами в 1500 году. Когда султан отправлялся в поход, его подданные стремились совершить великие подвиги, чтобы снискать его одобрение. Однако Селим, отец нынешнего султана Мурада III, предпочитал войне вино. «Упадок империи, — пишет Бернардо, — по всей видимости, уже начался. Представляется вполне вероятным, что ни один султан более не отправится в поход собственной персоной. Ведение войн будет препоручено его рабам, отчего дела империи неминуемо пойдут под гору».

В 1596 году, через три года после предупреждения Бернардо, новый султан Мехмед III вбил себе в голову, что должен отправиться на войну, — возможно, он был недоволен тем, что блеск османской доблести поблек, и усматривал здесь связь с тем фактом, что за тридцать лет, прошедшие со смерти Сулеймана, ни один султан ни разу не выступил в поход вместе со своим войском. Дворец сопротивлялся этому намерению, поскольку держать султана дома было дешевле, однако, как сообщал венецианский посол, «удерживать его от отъезда на войну [с Австрией] стало более невозможно. Его мать уговорила девушку необычайной красоты, в которую султан был страстно влюблен, попросить его не уезжать. Та сделала это, когда они вместе были в саду, однако любовь султана внезапно обратилась в ярость; он выхватил кинжал и зарезал девушку. После этого никто не решается затрагивать в беседе с султаном этот вопрос».

Перейти на страницу:

Похожие книги