Вехи

познакомившегося либо с публичным домом, либо с горничной. Мы так привыкли к этому

факту, что перестаем даже сознавать весь ужас такого положения, при котором дети не

знают детства и не только истощают свои силы, но и губят в ранней молодости свою

душу, отравляют воображение, искажают разум. Не говорю об Англии и Германии, где,

по общим признаниям, половая жизнь детей культурных классов течет нормально и где

развращение прислугой детей представляет не обычное, как у нас, но исключительное

явление. Даже во Франции, с именем которой у нас соединилось представление о всяких

половых излишествах, даже там, в этой стране южного солнца и фривольной литературы,

в   культурных   семьях   нет   такого   огромного   количества   половых   скороспелок,   как   в

северной, холодной России...

По данным упоминавшейся уже анкеты из 967 студентов, указавших точное время

своих первых половых сношений, 61% юношей начали их не позднее 17 лет, причем 53

мальчика начали их в возрасте до 12 лет, 152 ребенка в возрасте до 14 лет. Когда недавно

в   одном   журнале   появились   рассказы,   описывавшие   «падения»   восьми-девятилетних

мальчиков, в печати нашей пронесся крик негодования. Негодование было справедливо,

поскольку   авторы   рассказов   смаковали   передаваемые   ими   подробности   гибели   детей,

поскольку  они гнались  только за  сенсацией,  за  модной,  щекочущей  темой.  Но в этом

негодовании слышалось и позорное лицемерие. Иные критики спрашивали: с кого они

портреты   пишут?   С   кого?   К   несчастью,   с   детей   русского   общества,   и   к   сугубому

несчастий), с детей интеллигентского прогрессивного общества.

Из другой книжки о половой жизни того же московского студенчества («Страница

из половой исповеди московского студенчества». Москва, 1908 г. К<нигоиздательст>во

«Основа») видно, что среди студентов есть субъекты, начавшие свою половую жизнь с

семилетнего возраста...

И   желание   скрыть   эту   истину,   желание   замазать   тот   факт,   что   в   наших

интеллигентных   семьях   у   детей   уже   с   восьмилетнего   возраста   пробуждается   опасное

половое   любопытство,   свидетельствует   только   о   вере   в   страусову   политику,

рассчитываться за которую придется нашему потомству и всей стране.

Присоедините   сюда   другое   опасное   для   расы   зло   –   онанизм.   Три   четверти

ответивших на этот вопрос студентов (около 1600 человек) имели мужество сознаться в

своем   пороке.   Сообщаемые   ими   подробности   таковы:   тридцать   человек   начали

онанировать до 7 лет, 440 – до 12 лет!

II

Второе   место   после   семьи   в   жизни   интеллигентного   ребенка   занимает   школа.   О

воспитательном влиянии нашей средней школы много говорить не надо: тут двух мнений

не существует. И если читателей интересуют ци-

фры   московской   анкеты,   то   укажем,   напр<имер>,   что   из   2081   опрошенных

студентов – 1791 (т. е. 86%) заявили, что ни с кем из учебного персонала средней школы у

них небыло духовной близости.

Утверждение, что средняя школа не имеет влияния на выработку миросозерцания,

пожалуй, не совсем верно. Такое влияние существует, но чисто отрицательное. Если уже в

родной   семье   русский   интеллигентный   ребенок   воспитывается   «от   противного»,

отвращается   и   от   поступков   и   от   идей   своих   родителей,   то   в   школе   такой   метод

воспитания   становится   преобладающим.   В   школе   ребенок   себя   чувствует,   как   во

вражеском лагере, где против него строят ковы, подсиживают его и готовят ему гибель. В

представлении ребенка школа – это большое зло, но, к несчастью, неизбежное. Его нужно

претерпеть с возможно меньшим для себя ущербом: надо получить наилучшие отметки,

но отдать школе возможно меньше труда и глубоко спрятать от нее свою душу. Обман,

хитрость,   притворное   унижение   –   все   это   законные   орудия   самообороны.   Учитель   –

нападает, ученик – обороняется. В довершение всего в этой борьбе ученик приобретает

себе дома союзников в лице родителей, взгляд которых на школу мало чем отличается от

ученического. Бесспорно, первоначальная вина за дискредитирование школы ложится на

педагогическую   администрацию,   на   министерство   народного   просвещения,   которое   с

1871 года безо всяких оговорок поставило своею целью сделать из гимназий политическое

орудие. Но в настоящее время в этой области все так перепуталось, что разобрать концы и

начала очень трудно, и многим серьезным наблюдателям кажется,  что всякая попытка

восстановить авторитет правительственной средней школы обречена на неудачу...

И  все-таки   свое   воспитание   интеллигентный   русский   юноша   получает   в  средней

школе, не у педагогов, конечно, а в своей новой товарищеской среде. Это воспитание

продолжается в университете.

Было бы странно отрицать его положительные стороны. Оно дает юноше известные

традиции, прочные, определенные взгляды, приучает его к общественности, заставляет

считаться с мнениями и волей других, упражняет его собственную волю. Товарищество