Вехи

сохраняется   коренное   различие   между   трудом   созидающим   и   трудом-борьбой,   между

работой производительной и военным делом; лишь первая ценна сама по себе и приносит

действительные плоды, тогда как последнее нужно только для первой и оправдывается

ею. Это соотношение применимо ко всем областям человеческой жизни. Внешняя война

бывает нужна для обеспечения свободы и успешности национальной жизни, но общество

погибает,   когда   война   мешает   ему   заниматься   производительным   трудом;   внутренняя

война – революция – может всегда быть лишь временно необходимым злом, но не может

без вреда для общества долго препятствовать социальному сотрудничеству; литература,

искусство,   наука,   религия   вырождаются,   когда   в   них   борьба   с   чужими   взглядами

вытесняет   самостоятельное   творчество   новых   идей;   нравственность   гибнет,   когда

отрицательные   силы   порицания,   осуждения,   негодования   начинают   преобладать   в

моральной жизни над положительными мотивами любви, одобрения, признания. Всюду

борьба   есть   хотя   и   необходимая,   но   непосредственно   не   производительная   форма

деятельности,   не   добро,   а   лишь   неизбежное   зло,   и   если   она   вытесняет   подлинно

производительный труд, это приводит к обнищанию и упадку соответствующей области

жизни. Производство и война суть как бы символы двух исконных начал человеческой

жизни, и нормальное отношение между ними, состоящее в подчинении второго начала

первому,   есть   всегда   условие   прогресса,   накопления   богатства,   материального   и

духовного,   –   условие   действительного   успеха   человеческой   жизни.   Подводя   итог

развитому   выше,   мы   можем   теперь   сказать:   основная   морально-философская   ошибка

революционизма есть абсолютизация начала борьбы и обусловленное ею пренебрежение к

высшему и универсальному началу производительности.

Если   из   двух   форм   человеческой   деятельности   –   разрушения   и   созидания,   или

борьбы и производительного труда – интеллигенция всецело отдается только первой, то

из двух основных средств социального приобретения благ (материальных и духовных) –

именно   распределения   и   производства   –   она   также   признает   исключительно   первое.

Подобно борьбе или разрушению, распределение, в качестве механического перемещения

уже   готовых   элементов,   также   противостоит   производству,   в   смысле   творческого

созидания   нового.   Социализм   и   есть   мировоззрение,   в   котором   идея   производства

вытеснена идеей распределения. Правда, в качестве социально-политической программы

социализм предполагает реорганизацию всех сторон хозяйственной жизни; он протестует

против мнения, что его желания сводятся лишь к тому, чтобы отнять богатство у имущих

и отдать его неимущим. Такое мнение действительно содержит искажающее упрощение

социализма   как   социологической   или   экономической   теории;   тем   не   менее   оно

совершенно   точно   передает   морально-общественный   дух   социализма.   Теория

хозяйственной организации есть лишь техника социализма; душа социализма есть идеал

распределения, и его конечное стремление действительно сводится к тому, .чтобы отнять

блага у одних и отдать их другим. Моральный пафос социализма сосредоточен на идее

распределительной справедливости и исчерпывается ею; и эта мораль тоже имеет свои

корни в механико-рационалистической теории счастья, в убеждении, что условий счастья

не нужно вообще созидать, а можно просто взять или отобрать их у тех, кто незаконно

завладел ими в свою пользу. Социалистическая вера – не источник этого одностороннего

обоготворения начала распределения; наоборот, она сама опирается на него и есть как бы

социологический   плод,   выросший   на   метафизическом   древе   механистической   этики.

Превознесение распределения насчет производства вообще не ограничивается областью

материальных  благ;   оно лишь  ярче  всего  сказывается   и имеет  наиболее   существенное

значение в этой области, так как вообще утилитаристическая этика видит в материальном

обеспечении основную проблему человеческого устроения. Но важно отметить, что та же

тенденция господствует над всем миропониманием русской интеллигенции. Производство

благ во всех областях жизни ценится ниже, чем их распределение; интеллигенция почти

так же мало, как о производстве материальном, заботится о производстве духовном, о

накоплении   идеальных   ценностей;   развитие   науки,   литературы,   искусства   и   вообще

культуры ей гораздо менее дорого, чем распределение уже готовых, созданных духовных

благ среди массы. Т<ак> наз<ываемая;> «культурная деятельность» сводится именно к

распределению   культурных   благ,   а   не   к   их   созиданию,   а   почетное   имя   культурного

деятеля заслуживает у нас не тот, кто творит культуру – ученый, художник, изобретатель,

философ, – а тот, кто раздает  массе  по кусочкам  плоды чужого творчества,  кто  учит,

популяризирует, пропагандирует.

В   оценке   этого   направления   приходится   повторить,   в   иных   словах,   то,   что   мы