Вехи

все,   что   в   ней   было   положительного   и   плодотворного;   он   как   бы   вобрал   в   себя   и

действенно развил самый питательный корень народничества – альтруизм. Такие люди,

вероятно, еще рассеяны поодиночке в России; но обществ венно-моральное течение, их

создавшее, давно уже иссякло и было частью вытеснено, частью искажено и поглощено

другой разновидностью народничества – религией абсолютного осуществления народного

счастья.   Мы   говорим   о   том   воинствующем   народничестве,   которое   сыграло   такую

неизмеримо   важную   роль   в   общественной   жизни   последних   десятилетий   в   форме

революционного   социализма.   Чтобы   понять   и   оценить   эту   самую   могущественную   и,

можно сказать, роковую для современной русской культуры форму народничества, нужно

проследить   те   духовные   соединительные   пути,   через   которые   моральный   источник

интеллигентского умонастроения вливается в русло социализма и революционизма.

III

Нигилистический морализм или утилитаризм русской интеллигенции есть не только

этическое учение или моральное настроение, он состоит не в одном лишь установлении

нравственной   обязанности   служения   народному   благу,   психологически   он   сливается

также с мечтой или верой, что цель нравственных усилий – счастье народа – может быть

осуществлена,   и   притом   в   абсолютной   и   вечной   форме.   Эта   вера   психологически

действительно аналогична религиозной вере и в сознании атеистической интеллигенции

заменяет   подлинную   религию.   Здесь   именно   и   обнаруживается,   что   интеллигенция,

отвергая   всякую   религию   и   метафизику,   фактически   всецело   находится   во   власти

некоторой   социальной   метафизики,   которая   притом   еще   более   противоречит   ее

философскому нигилизму, чем исповедуемое ею моральное мировоззрение. Если мир есть

хаос и определяется только слепыми материальными силами, то как возможно надеяться,

что историческое развитие неизбежно приведет к царству разума и устроению земного

рая? Как мыслимо это «государство в государстве», эта покоряющая сила разума среди

стихии слепоты и безмыслия, этот безмятежный рай человеческого благополучия среди

всемогущего хаотического столкновения космических сил, которым нет дела до человека,

его   стремлений,   его   бедствий   и   радостей?   Но   жажда   общечеловеческого   счастья,

потребность   в   метафизическом   обосновании   морального   идеала   так   велика,   что   эта

трудность   просто   не   замечается   и   атеистический   материализм   спокойно   сочетается   с

крепчайшей   верой   в   мировую   гармонию   будущего;   в   так   называемом   «научном

социализме»,   исповедуемом   огромным   большинством   русской   интеллигенции,   этот

метафизический оптимизм мнит себя даже «научно доказанным». Фактически, корни этой

«теории прогресса» восходят к Руссо и к рационалистическому оптимизму XVIII века.

Современный   социальный   оптимизм,   подобно   Руссо,   убежден,   что   все   бедствия   и

несовершенства человеческой жизни проистекают из ошибок или злобы отдельных людей

или классов. Природные условия для человеческого счастья, в сущности, всегда налицо;

нужно   устранить   только   несправедливость   насильников   или   непонятную   глупость

насилуемого   большинства,   чтобы   основать   царство   земного   рая.   Таким   образом,

социальный   оптимизм   опирается   на   механико-рационалистическую   теорию   счастья.

Проблема человеческого счастья есть, с этой точки зрения, проблема внешнего устроения

общества; а так как счастье обеспечивается материальными благами, то это есть проблема

распределения. Стоит отнять эти блага у несправедливо владеющего ими меньшинства и

навсегда   лишить   его   возможности   овладевать   ими,   чтобы   обеспечить   человеческое

благополучие.   Таков   несложный,   но   могущественный   ход   мысли,   который   соединяет

нигилистический   морализм   с   религией   социализма.   Кто   раз   был   соблазнен   этой

оптимистической   верой,   того   уже   не   может   удовлетворить   непосредственное

альтруистическое   служение,   изо   дня   в   день,   ближайшим   нуждам   народа;   он   упоен

идеалом радикального и универсального осуществления народного счастья, – идеалом, по

сравнению   с   которым   простая   личная   помощь   человека   человеку,   простое   облегчение

горестей   и   волнений   текущего   дня   не   только   бледнеет   и   теряет   моральную

привлекательность,   но   кажется   даже   вредной   растратой   сил   и   времени   на   мелкие   и

бесполезные заботы, изменой, ради немногих ближайших людей, всему человечеству и

его вечному спасению. И действительно, воинствующее социалистическое народничество

не только вытеснило, но и морально очернило народничество альтруистическое, признав

его   плоской   и   дешевой   «благотворительностью».   Имея   простой   и   верный   ключ   к

универсальному   спасению   человечества,   социалистическое   народничество   не   может