Читаем Вехи полностью

изменчивый, текучий – содержание. Идейной формой русской интеллигенции является ее

отщепенство, ее отчуждение от государства и враждебность к нему.

Это   отщепенство   выступает   в   духовной   истории   русской   интеллигенции   в   двух

видах: как абсолютное и как относительное. В абсолютном виде оно является в анархизме,

в отрицании государства и всякого общественного порядка как таковых (Бакунин и князь

Кропоткин).   Относительным   это   отщепенство   является   в   разных   видах   русского

революционного радикализма, к которому я отношу прежде всего разные формы русского

социализма.   Исторически   это   различие   между   абсолютным   и   относительным

отщепенством несущественно (хотя анархисты на нем настаивают), ибо принципиальное

отрицание государства анархизмом есть нечто в высокой степени отвлеченное, так же как

принципиальное   признание   необходимости   общественной   власти   (т.   е.   в   сущности

государства) революционным радикализмом носит тоже весьма отвлеченный характер и

стушевывается пред враждебностью к государству во всех его конкретных определениях.

Поэтому в известном смысле марксизм, с его учением о классовой борьбе и государстве

как   организации   классового   господства,   был   как   бы   обострением   и   завершением

интеллигентского противогосударственного отщепенства. Но мы определили бы сущность

интеллигенции неполно, если бы указали на ее отщепенство только в вышеочерченном

смысле.   Для   интеллигентского   отщепенства   характерны   не   только   его

противогосударственный   характер,   но   и   его   безрелигиозность.   Отрицая   государство,

борясь  с ним,  интеллигенция  отвергает  его  мистику  не  во имя  какого-нибудь  другого

мистического или религиозного начала, а во имя начала рационального и эмпирического.

В   этом   заключается   глубочайшее   философское   и   психологическое   противоречие,

тяготеющее над интеллигенцией. Она отрицает мир во имя мира и тем самым не служит

ни   миру,   ни   Богу.   Правда,   в   русской   литературе   с   легкой   руки,   главным   образом,

Владимира   Соловьева   установилась   своего   рода   легенда   о   религиозности   русской

интеллигенции. Это, в сущности. – применение к русской интеллигенции того же самого

воззрения, – на мой взгляд поверхностного и не выдерживающего критики, – которое

привело   Соловьева   к   его   известной   реабилитации,   с   точки   зрения   христианской   и

религиозной,   противорелигиозных   мыслителей.   Разница   только   в   том,   что   западно-

европейский   позитивизм   и   рационализм   XVIII   в.   не   в   такой   полной   мере   чужд

религиозной идеи, как тот русский позитивизм и рационализм XIX в., которым вспоена

вся наша интеллигенция.

Весь   недавно   очерченный   максимализм   русской   интеллигенции,   формально

роднящий ее с образом ибсеновского Бранда («все или ничего!»), запечатлен указанным

выше противоречием, и оно вовсе не носит отвлеченного характера; его жизненный смысл

пронизывает всю деятельность интеллигенции, объясняет все ее политические перипетии.

Говорят,   что   анархизм   и   социализм   русской   интеллигенции   есть   своего   рода

религия.   Именно   в   вышеуказанном   максимализме   было   открыто   присутствие

религиозного начала. Далее говорят, что анархизм и социализм суть лишь особые формы

индивидуализма   и   так   же,   как   последний,   стремятся   к   наибольшей   полнотой   красоте

индивидуальной жизни, и в этом, говорят, их религиозное содержание. Во всех этих и

подобных указаниях религия понимается совершенно формально и безыдейно.

После   христианства,   которое   учит   не   только   подчинению,   но   и   любви   к   Богу,

основным неотъемлемым элементом всякой религии должна быть, не может не быть вера

в   спасительную   силу   и   решающее   значение   личного   творчества   или,   вернее,   личного

подвига, осуществляемого в согласии с волей Божией. Интересно, что те догматические

представления новейшего христианства, которые, как кальвинизм и янсенизм, доводили

до высшего теоретического напряжения идею детерминизма в учении о предопределении,

рядом с ней психологически и практически ставили и проводили идею личного подвига.

Не может быть религии без идеи Бога, и не может быть ее без идеи личного подвига.

Вполне   возможно   религиозное   отщепенство   от   государства.   Таково   отщепенство

Толстого.   Но   именно   потому,   что   Толстой   религиозен,   он   идейно   враждебен   и

социализму, и безрелигиозному анархизму, и стоит вне русской интеллигенции.

Основная философема социализма, идейный стержень, на котором он держится как

мировоззрение,   есть   положение   о   коренной   зависимости   добра   и   зла   в   человеке   от

внешних условий. Недаром основателем социализма является последователь французских

просветителей   и   Бентама   Роберт   Оуэн,   выдвинувший   учение   об   образовании

человеческого характера, отрицающее идею личной ответственности.

Религия   так,   как   она   приемлема   для   современного   человека,   учит,   что   добро   в

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология