Вэкфильдский священник

Какъ разъ въ эту минуту проѣзжала мимо меня почтовая карета: я остановила ее и заняла мѣсто, съ единственною цѣлью уѣхать какъ можно дальше отъ негодяя, котораго презирала и ненавидѣла. Меня высадили здѣсь и съ тѣхъ поръ, какъ я тутъ поселилась, грубости этой женщины и собственныя горькія мысли были единственными моими впечатлѣніями. Тяжко мнѣ вспоминать теперь о тѣхъ счастливыхъ часахъ, которые я проводила съ мамой и сестрой; ихъ горе сильно, но мое еще сильнѣе, потому что сопряжено съ грѣхомъ и позоромъ.

— Терпѣніе, дитя мое! воскликнулъ я:- будемъ надѣяться, что еще не все потеряно. Ложись, отдыхай пока; а завтра я отвезу тебя домой, къ матери и ко всѣмъ нашимъ: они тебя примутъ ласково. Бѣдная мама! она крѣпко огорчена. Но она тебя любитъ, Оливія, и потому все забудетъ.

XXII. Всѣ грѣхи прощаются тѣмъ, кого любишь

На другой день я посадилъ мою дочь сзади себя на лошадь и поѣхалъ домой. Дорогой я всячески старался успокоить ея тревогу и печаль и подготовить ее къ свиданію съ оскорбленною матерью. Проѣзжая красивыми мѣстами нашего края, я пользовался всякимъ случаемъ, чтобы доказать, что Господь къ намъ гораздо милостивѣе, нежели мы другъ къ другу; а также и то, что природа очень рѣдко бываетъ виновна въ нашихъ несчастіяхъ. Я увѣрялъ ее, что она никогда въ жизни не увидитъ ни малѣйшей перемѣны въ моей къ ней нѣжности и что, пока я живъ — а это можетъ продлиться еще довольно долго — у ней никогда не будетъ недостатка въ руководителѣ и защитникѣ; старался укрѣпить ее противъ осужденія свѣта; доказывалъ, какую важную роль играютъ въ жизни книги, эти истинные и терпѣливые друзья несчастнаго человѣчества; и говорилъ, что даже, когда онѣ не могутъ заставить насъ наслаждаться жизнію, онѣ научаютъ насъ, по крайней мѣрѣ, переносить ее съ достоинствомъ.

За пять миль отъ нашего жилища пришлось остановиться у дороги на постояломъ дворѣ, чтобы дать отдохнуть наемной лошади. Мнѣ хотѣлось сперва подготовить семью къ пріему дочери и потому я рѣшился оставить Оливию переночевать тутъ, а самъ — пойти домой и воротиться за нею завтра поутру вмѣстѣ съ Софіей. Было ужо темно, когда мы пріѣхали на постоялый дворъ. Устроивъ Оливію въ порядочной комнатѣ и распорядившись, чтобы хозяйка подала ей ужинъ какъ слѣдуетъ, я поцѣловалъ ее на прощанье и пошелъ домой. Чѣмъ ближе я подходилъ къ своему мирному жилищу, тѣмъ живѣе становилась моя радость: какъ птица, спугнутая съ гнѣзда, сердце мое рвалось впередъ и предвкушало восторги свиданія у моего скромнаго очага. Я воображалъ себѣ всѣ ласковыя слова, которыя буду расточать, и радостный привѣтъ окружающихъ. Я заранѣе чувствовалъ нѣжныя объятія жены и улыбался, представляя себѣ улыбки моихъ малютокъ. Шелъ я тихо, ночь надвигалась все темнѣе. Всѣ крестьяне уже спали и ни въ одномъ сельскомъ домикѣ не видно было огня. Тишина прерывалась лишь изрѣдка пѣніемъ пѣтуховъ или отдаленнымъ лаемъ сторожевыхъ собакъ. Скоро, скоро я увижу и свой дорогой домикъ! Шаговъ за сто отъ дому нашъ вѣрный песъ почуялъ мое приближеніе и кинулся мнѣ навстрѣчу, привѣтливо виляя хвостомъ.

Была полночь, когда я, наконецъ, постучался въ свою дверь. Все было тихо и спокойно. Сердце мое наполнилось невыразимымъ счастіемъ… Но каково же было мое изумленіе, когда я увидѣлъ, что домъ вдругъ озарился пламенемъ, и каждое отверстіе наполнилось багровымъ отблескомъ огня! Я испустилъ отчаянный, судорожный крикъ и упалъ на землю безъ сознанія. Этотъ вопль разбудилъ моего сына, до тѣхъ поръ спокойно спавшаго. Увидя огонь, онъ тотчасъ разбудилъ мать и сестру, и всѣ они, выскочивъ изъ дому раздѣтые и въ страшномъ испугѣ, привели меня въ чувство, но лишь затѣмъ, чтобы быть свидѣтелемъ новыхъ бѣдствій: пламя, между тѣмъ, охватило крышу нашего дома, и она то тутъ, то тамъ обрушивалась, а мы стояли и въ безмолвномъ ужасѣ смотрѣли на пожаръ, точно любовались этимъ зрѣлищемъ. Я смотрѣлъ то на нихъ, то на горѣвшее строеніе, и наконецъ сталъ оглядываться, ища глазами моихъ крошекъ; но ихъ нигдѣ не было видно.

— Горе мнѣ! воскликнулъ я, — гдѣ же, гдѣ наши малютки?..

— Остались тамъ, погибли въ пламени, спокойно сказала моя жена:- и я хочу умереть вмѣстѣ съ ними.

Въ эту минуту я услышалъ внутри дома голоса дѣтей, только что проснувшихся, и тутъ ужъ ничто не могло удержать меня.

— Дѣти, дѣти, гдѣ вы? кричалъ я, бросаясь въ огонь и вышибая дверь комнаты, гдѣ они спали: гдѣ вы, мои крошечки?

— Здѣсь, папочка, мы тутъ! воскликнули они въ одинъ голосъ, и я увидѣлъ, что ихъ кроватка ужъ загорается. Я схватилъ обоихъ на руки и понесъ вонъ изъ дому, какъ могъ скорѣе, и въ ту минуту, какъ перешагнулъ черезъ порогъ на волю — крыша обрушилась внутрь.

— Ну теперь, сказалъ я, сжимая дѣтей въ объятіяхъ, — пусть горитъ и гибнетъ все мое имущество, вотъ они, цѣлы мои драгоцѣнные; посмотри, милая, наши сокровища цѣлы, и мы еще будемъ счастливы.

И мы осыпали своихъ малютокъ поцѣлуями: они обвились рученками за мою шею, раздѣляя нашу радость, а мать поперемѣнно то смѣялась, то плакала.