Век Филарета

Аня хотела уйти, но любопытство было слишком велико. Со­знавая абсолютное неприличие своего поведения для благовос­питанной барышни, она прижалась ухом к двери. Звонкий баритон Андрея она почти не слышала, но вот вскрикнул отец, и его громкий бас был слышен отлично.

   — Как тебе такое в голову пришло, дурень!.. Для того ли я тебя сюда взял?! Молчи! Молчи! Все, что скажешь,—все бред! Ты забудь и помышление само!.. Как она согласна? Княжна тебе сказала?..

   Дверь стремительно распахнулась. Аня шлепнулась на пол, но сильная рука легко подняла ее и внесла в кабинет.

   — И ты, девчонка! Начиталась романов дурацких, куда только эта мисс смотрела!

   — Папенька, вы же сами говорили, что все люди равны! — пролепетала она. Самообладание вернулось к ней, а кровь мгно­венно вскипела, ибо княжна была верным подобием своего отца. Решалась ее судьба, и она не могла молчать.— Папенька, мы любим друг друга!

   Она ожидала, что ее выкрик вызовет бурю ярости, но князь криво усмехнулся, взмахнул рукою и устало опустился в кресло.

   - Дети мои, дети,— печально сказал он.— Вы любите друг друга, и это естественно, вы же брат и сестра... Я ни у кого и никогда не просил прощения, но у вас прошу: простите меня!

   Он закрыл лицо руками, но слезы текли неудержимо по седым  усам. Аня и Андрей ошеломленно и будто заново смотрели друг на друга.

Глава 6

      ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

   Летом 1812 года в Троицкой лавре и в Вифании было тревожно.Ходили слухи о войне, которую вот-вот начнет проклятый Бонапард, но московский главнокомандующий граф Федор Васильевч Ростопчин уверял, что войны не будет, а если все ж таки француз пойдет, то наша армия быстро поворотит его восвояси. Архиепископ Августин привез владыке Платону несколько отпечатанных ростопченских афишек… Чему было верить?

   Граф Фёдор Васильевич приезжал в Вифанию в мае для беседы с приосвященным после назначения в Москву и поведал, что весьма обеспокоен активностью масонских обществ.

Удаление государем Сперанского их ослабило, но всё же князья Трубецкие, Лопухин, князь Гагарин, Кутузов, князь Козловский, Поздеев и сотни иных продолжают собираться

на тайных сходках. Граф открыл митрополиту, что направил любимой сестре императора, великой княгине Екатерине Павловне, письмо, в котором раскрывает, какая опасность таится под благопристойным  покровом смирения и любви к ближнему. На масонских собраниях обсуждается мысль о необходимости переменить образ правления, о праве нации избрать себе нового государя —а это уже не туманные мистические рассуждения !..

   Платон невольо вспомнил Николая Новикова, ныне забытого всеми в подмосковном своем Тихвинском. Такой поворот, верно, и в голову не приходил московскому просветителю. Ростопчина же митрополит благословил на его служение.

   Владыка сильно опасался возможности новой войны, в которой он угадывал большую опасность для отечества, однако дух  его оставался покоен. Платон предвидел, что Россия сможет преодолеть страшное нашествие. Старость отняла у него силы те­лесные, но прибавила мудрости.

   Большую часть дня он пребывал один и не тяготился этим. Любимые его ученики были далеко: Филарет в столице, Евгений поближе, владыка поставил его архимандритом Лужецкого мо­настыря близ Можайска. Приходили письма с новостями, которые все меньше занимали его ум. Платон часто брал в руки Псалтирь, которую вроде бы знал почти наизусть, и перечитывал псалмы Давидовы, пламенные моления к Господу великого царя, созна­вавшего себя великим грешником...

   Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое. Наипаче омыймя от беззакония моего, и от греха моего очисти мя. Яко беззаконие мое аз знаю, и грех мой предо мною есть выну. Тебе Единому согретых и лукавое пред Тобою сотворих...

   В послеобеденные часы быстро спадала несильная июньская жара. В распахнутое окно веяло от рощи прохладой. Обыкновенно то было время полной тишины, замирали людские разговоры, тележный скрип и прочие хозяйственные звуки, но сегодня мит­рополита отрывал от молитвы шумный спор где-то рядом. Старик тяжело вздохнул и будто заново прочитал строки, заученные в юности: Отврати лице Твое от грех моих и вся беззакония моя очисти. Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей. Не отвержи мене от лица Твоего, и Духа Твоего святого не отъими от мене...

   Рядом уже кричали в полный голос, того и гляди до драки дойдет. Закрыв глаза, митрополит дочитал псалом, перекрестился и, тяжело ступая, пошел на крики.