Ведьмина зима

— Не знаю, — сказала Варвара. — Медведь — один из самых сильных чертей, повелевает нечистыми силами земли, — она говорила медленно, словно вспоминала давно забытый урок. — Он хорошо знает разумы людей, склоняет их к своей воле. Больше всего он любит разрушение, он будет стремиться к этому, — она покачала головой и вдруг снова стала Варварой, умной и практичной служанкой. — Это подождет утра. Мы все ужасно устали. Дикая девица жива, до нее не дотянутся ни друзья, ни враги. Может, поспим?

Тишина. Саша мрачно сказал:

— Нет. Если я не могу пойти к ней, я хотя бы помолюсь. За мою сестру, за этот безумный город.

— Город не безумен, — возразила Марья. Она слушала их разговор, черные глаза пылали, а потом она повернулась к невидимой силе в углу. — Это был мужчина с золотыми волосами. Он заставил их так сделать. Он говорил с ними, разозлил их, — она задрожала. — Он пришел ко мне той ночью, заставил пойти с ним. Люди слушают, когда он говорит. У него очень красивый голос. И он ненавидит тетю Васю.

Ольга обняла дочь. Марья снова плакала, но она уже устала.

— Тише, милая, — сказала она дочери. Саша ощутил, как вытянулось его лицо.

— Священник с золотыми волосами, — сказал он. — Константин Никонович.

— Наш отец укрыл его. Ты привел его в Москву. Я поддерживала его тут, — сказала Ольга. Ее привычная сдержанность не скрывала ее взгляд.

— Я пойду молиться, — сказал Саша. — Если в городе черт, я могу против него лишь молиться. Но завтра я пойду к Дмитрию Ивановичу, чтобы этого священника судили.

— Ты должен убить его своим мечом, дядя Саша, — сказала Марья. — Ведь он очень плохой.

Саша поцеловал их и ушел в тишине.

— Спасибо, что спасла нашу сестру, — сказала Ольга Варваре, когда Саша ушел.

Варвара молчала, но женщины сжали руки друг друга. Они давно были знакомы.

— Расскажи больше о черте, что пришел в Москву, — добавила Ольга. — Если это касается безопасности моей семьи, это не может ждать до утра.

7 Чудовище

В другой части Москвы в черный холодный час перед рассветом крестьянин и его жена лежали на печи его брата и не спали. Они потеряли избу, вещи, первого ребенка в пожаре прошлой ночью, с тех пор ни не спали.

Тихий стук донесся со стороны окна.

Тук. Тук.

На полу пошевелилась семья брата. Стук продолжался, ровный, монотонный, сначала в окно, потом в дверь.

— Кто это может быть? — пробормотал муж.

— Кому — то нужна помощь, — сказала его жена, голос охрип от слез, что она пролила за день. — Открой.

Ее муж с неохотой слез с печи. Он прошел к двери, обойдя жалующиеся тела семьи брата. Он открыл дверь и прошел к входной двери.

Его жена услышала его всхлип, а потом стало тихо. Она поспешила за ним.

Фигурка стояла в дверях. Его кожа почернела и облетала, можно было увидеть участки белой кости под прорехами в его одежде.

— Мама? — прошептал он.

Мать мертвого ребенка завизжала так, что разбудила бы мертвого, но мертвые уже проснулись. Крик разбудил их соседей, что спали тревожно после пожара. Люди открыли ставни и двери.

Ребенок не вошел. Он отвернулся и пошел по улице. Он шел, шатаясь. Его глаза в свете луны были ошеломленными, испуганными и решительными.

— Мама? — сказал он.

Сверху и по сторонам проснувшиеся соседи глазели и указывали.

— Матерь Божья.

— Кто это?

— Что это такое?

— Ребенок?

— Какой ребенок?

— Нет, Боже упаси, это маленький Андрюша… но он мертв…

Голос матери ребенка стал громче:

— Нет! — закричала она. — Нет, прости. Я здесь. Малыш, не бросай меня.

Она побежала за мертвым мальчиком, скользя по подмёрзшей земле. Ее муж выбежал за ней. В толпе был священник, и муж схватил его и потащил за собой.

— Батюшка, сделайте что — нибудь! — закричал он. — Пусть он уйдет! Молитвой…

— Упырь!

Слово — жуткое слово из легенд, кошмаров и сказок — неслось от дома к дому, и с ним приходило осознание. Слово с шипением расходилось по улице, росло, пока не стало стоном, криком.

— Мертвый мальчик. Он ходит. Мертвый ходит. Мы прокляты. Прокляты!

Шум рос. Загорались лампы, факелы становились золотыми точками света под тусклой луной. Гремели крики. Люди падали в обморок, плакали или звали Бога на помощь. Некоторые открывали двери и выбегали посмотреть, что за беда. Другие запирали дверь, заставляли семьи молиться.

Но мертвый ребенок все шел на дрожащих ногах по холму к кремлю.

— Сын! — задыхалась его мать, пока бежала рядом с ним. Она не осмеливалась коснуться его: то, как плохо гнулось его тело, показывало, то он не живой. Но в его глазах — она была уверена — было что — то от ее сына. — Дитя мое, что это за ужас? Бог вернул тебя нам? Ты пришел как предупреждение?

Мальчик повернулся и сказал высоким и тихим голосом:

— Мама?

— Я здесь, — прошептала женщина, протягивая руку. Кожа на его лице рвалась от ее прикосновения. Ее муж толкнул священника вперед.

— Сделайте что — то, ради Бога.

Губы священника дрожали, он шагнул вперед и поднял трясущуюся руку.

— Я велю тебе, дух…

Ребенок поднял голову с тусклыми глазами. Толпа отшатнулась, крестясь, следя… Взгляд мальчика блуждал по лицам.

— Мама? — прошептал ребенок в последний раз. И бросился.