Ведьмина зима

— Именно, — демон развел руки. — Чтобы менять его под себя. Что ты хочешь от этого мира, маленький батюшка?

Константин дрожал всем телом.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что ты мне нужен. Мне нужен человек.

— Зачем?

Медведь пожал плечами.

— Люди делают работу чертей, да? Так всегда было.

— Я — не твой слуга, — его голос дрожал.

— Кому нужен слуга? — сказал Медведь. Он приближался по шагу, понижая голос. — Враг, любовник, страстный раб — возможно, но не слуга, — его красный язык коснулся верхней губы. — Я щедрый.

Константин сглотнул, во рту пересохло. Его дыхание вырывалось с отчаянием, ему казалось, что стены кельи сдвигаются.

— Что я получу взамен на свою… верность?

— Чего ты хочешь? — спросил черт так близко, словно шептал Константину на ухо.

В душе священника была отчаянная скорбь.

«Я молился все эти годы. Молился. Но ты молчал, господь. Если я и заключаю сделки с чертями, то только из — за того, что ты бросил меня», — этот черт выглядел так, словно слышал его мысли.

— Я хочу забыться в преданности людей, — он впервые озвучил эту мысль вслух.

— Готово.

— Я хочу удобства князя, — продолжил Константин. Он тонул в том глазу. — Хорошее мясо и мягкую постель, — он выдохнул последнее слово. — Женщин.

Медведь рассмеялся.

— И это.

— Я хочу власть на земле, — сказал Константин.

— Насколько позволят твои руки, сердце и голос, — сказал Медведь. — Мир у твоих ног.

— Но чего хочешь ты? — выдохнул Константин Никонович.

Ладонь черта сжалась в кулак с когтями.

— Я хотел лишь свободы. Мой гадкий брат сковал меня на поляне в конце зимы, продолжал так делать много поколений людей. Но теперь ему захотелось другого, и я свободен. Я увидел звезды, ощутил запах дыма, вкус людского страха.

Черт добавил тише:

— Я узнал, что черти стали тенями. Теперь люди командуют их жизнями звуками проклятых колоколов. И я хочу сбросить колокола, свергнуть великого князя, пока я здесь, а еще сжечь весь этот мирок Руси и посмотреть, что вырастет из пепла.

Константин смотрел в восторге и страхе.

— Тебе это понравится, да? — спросил Медведь. — Это проучит твоего Бога за то, что он не слушал тебя, — он добавил после паузы спокойнее. — Вкратце, я хочу, чтобы ты пошел сегодня туда, куда я скажу, и сделал то, что я велю.

— Сегодня? Город беспокоен, и уже за полночь, а я…

— Ты боишься, что тебя увидят после полуночи, общающегося со злом? Это оставь мне.

— Почему? — сказал Константин.

— Почему нет? — парировал Медведь.

Константин молчал.

Черт выдохнул в его ухо:

— Ты бы лучше остался и думал, что она мертва? Сидел в темноте и страдал по ней, мертвой?

Константин ощущал кровь там, где зубы сжали щеку.

— Она была ведьмой. Она заслужила это.

— Но ты не рад этому, — прошептал черт. — Почему, думаешь, я пришел за тобой первым?

— Она была страшной, — сказал Константин.

— Она была дикой, как море, — сказал Медведь. — И полной тайн, как море.

— Мертва, — сухо сказал Константин, словно слово могло отрезать память.

Черт хитро улыбнулся.

— Мертва.

Константин ощутил, как воздух загустел в его легких, он словно дышал дымом.

— Мы не можем мешкать, — сказал Медведь. — Первый удар… должен быть этой ночью.

Константин сказал:

— Ты обманывал меня раньше.

— Могу сделать это снова, — отозвался Медведь. — Боишься?

— Нет, — сказал Константин. — Я ничему не верю и ничего не боюсь.

Медведь рассмеялся.

— Как и должно быть. Потому что только так можно сыграть. Когда не боишься потерять.

6 Ни костей, ни плоти

Дмитрий и его люди разгребали костер на реке. Саша работал с остальными с безнадежным отчаянием. В конце на тающем люду оказалось поле дымящихся бревен. Клетка выглядела как остальное горелое дерево, и они едва могли различить, где остались ее части. Толпа убежала, это была самая холодная и темная часть ночи. Они стояли среди угасающего огня между холодной землей и весенними звездами.

Ужасная сила вдруг пропала из тела Саши. Он прильнул к боку своей лошади, от которой пахло дымом. Ничего. От нее ничего не осталось. Он не мог перестать дрожать.

Дмитрий убрал волосы со лба, перекрестился и тихо сказал:

— Упокой господь ее душу, — он опустил ладонь на плечо двоюродного брата. — Никто не может совершать месть в моем городе без моего ведома. Ты получишь отмщение.

Саша молчал. Но великого князя удивило выражение лица двоюродного брата. Горе, конечно, гнев. Но… растерянность?

— Брат? — сказал Дмитрий.

— Смотрите, — Саша отбросил ногой бревно, другое, указал на обломки клетки.

— Что? — с опаской сказал Дмитрий.

— Костей нет, — сказал Саша и сглотнул. — Как и плоти.

— Сгорели, — сказал Дмитрий. — Огонь был горячим.

Саша тряхнул головой.

— Он недолго горел.

— Идем, — сказал Дмитрий, теперь переживая. — Брат, знаю, ты хочешь, чтобы она была живой, но она умерла. Она не может вернуться.

— Не может, — Саша глубоко вдохнул, но еще раз осмотрел адскую черно — красную реку, а потом резко пошел к лошади. — Я пойду к сестре.

Испуганная тишина, а потом Дмитрий понял.

— Хорошо, — сказал он. — Скажи княгине Серпухова, что я… сожалею о ее потере и твоей. Она… была смелой девушкой. Господь с тобой.