Чтоб животным не стать на прельстительном ложе,
Он спешит небеса и пространства встречать,
Зной и холод оттиснутся бронзой на коже
И сотрут поцелуев постыдных печать…
– Так и вы свое собственное бегство замышляете, разве нет? – подытожил врач.
Высик остановился перед ним.
– По-вашему, я втрескался в эту… Плюнькину?
– Во всяком случае, вы готовы рискнуть жизнью, чтобы за уши вытащить ее из беды, – мягко проговорил врач.
– Вовсе не поэтому я готов рискнуть жизнью! – огрызнулся Высик. – Я хочу наказать убийц! И разгромить все эти банды торговцев морфием! Под корень их выжечь, понимаете? И я этого добьюсь – так или иначе!
– «Иначе» – это как? – осведомился врач. – Если вы погибнете, то я должен буду передать гроссбух, который для вас так важен, в органы? Причем не в районные, а в вышестоящие инстанции – вы боитесь что в районе гроссбух могут и уничтожить, потому что в нем имеется что-то страшное для районных чинов? Поэтому и не хотите официально присоединять гроссбух к делу – чтобы у вас его начальство не забрало «для ознакомления» да не уничтожило, обставив пропажу гроссбуха так, что за руку не схватишь? Ваша просьба, получается – это как бы завещание на случай вашей смерти. Верно?
– Может, верно, а может, и нет, – сказал Высик. – Очень у вас богатое воображение…
– Мы уже говорили, что за полтора года хорошо научились друг друга понимать.
Высик поглядел на часы.
– Пора. И Митрофанов, небось, изнемог… А насчет женщин, это вы по делу процитировали. Цирцеи, или как их там. Ведьмы, настоящие ведьмы! И при том ведьмы, медом намазанные. Чуть зазевался – и прилип к ним. А? Но я-то не зазеваюсь!
Врач только пожал плечами и стал надевать пальто.
Они выходили, когда Высик спросил:
– Скажите… А вот вы от чего могли бы бежать? От «проклятой отчизны»?
– Не провоцируйте, – сказал врач.
– И все-таки? – настаивал Высик.
– По-моему, на эту тему еще Лермонтов высказался. – Врач пропустил Высика вперед и запер входную дверь.
– То есть?
– «Прощай, немытая Россия», – напомнил врач.
– Так то же «страна рабов, страна господ», – заспорил Высик. – А у нас ни рабов, ни господ больше нету.
Врач ничего не ответил, и Высик подошел к покорно ждавшему во дворе Митрофанову.
– Пойдешь с Игорем Алексеевичем в этот дом, покажешь, где видел тайник. И никому – ни слова! Проболтаешься – посажу, а в тюрьме выпивки не будет!
– Все понял, все понял, начальник, – закивал Митрофанов.
– Значит, если утром я не… В общем, будете знать, что делать, – сказал Высик врачу и, резко повернувшись, пошел прочь, не оглядываясь и не попрощавшись.
На пути к отделению милиции его перехватил милиционер, которого Высик посылал в загс и на кладбище.
– Ну, что? – спросил Высик у милиционера.
– Могила как могила. Очень ухоженная. Получше большинства других. Такое впечатление, что ее чуть ли не каждый день прибирают и с цветочками возятся.
– Так я и думал. А насчет родословной покойного?
– Отец – Уклюжный Павел Прохорович. Единственный сын, других детей не зафиксировано, ни в браке, ни на стороне. Мать – Уклюжная Полина Александровна, урожденная Анастасьева. Судя по датам ее смерти и рождения сына, умерла из-за тяжелых родов, послеродовая горячка, наверное, или что-нибудь подобное. Больше они, за неимением времени, ничего не накопали. Хорошо еще, что и эти данные сохранились, ведь столько лет прошло.
– Пока что данных достаточно. Иди, передохни. Сегодня всех ждет трудная ночь…
Время близилось к восьми, уже темнело. Высик завернул в отделение милиции, отдал кое-какие распоряжения и поднялся к себе в кабинет. Сняв трубку с телефонного аппарата, он позвонил.
– Почему так долго молчал? – накинулся на него опер. – Дела серьезней некуда, мать твою, а ты только сейчас изволил…
– Навещал Акулову, – коротко доложил Высик. – Потом разбирался с последними событиями, чтобы не с пустыми руками вам звонить.
– Выходит, есть, чем порадовать?
– Смотря что под этим словом понимать. – Высик пробурчал это подчеркнуто хмуро, чтобы он, опер, ощутил, как Высик переживает то, о чем ему предстоит доложить. – Если радоваться уликам, то их навалом. А вот куда они ведут…
– Выкладывай, не томи.
– Насчет Акуловой я, похоже, ошибался. Она чиста.
– Но ведь она не доложила…
– Она не доложила о трех постояльцах, хотя и догадалась, что это они убили Нилову, потому что подозревала, что в органах есть агент бандитов, и если этот агент хоть краешком глаза увидит ее донесение…
– Чушь какая! Ты хочешь сказать, она оказалась права?
– Да. – Высик заговорил медленно и раздельно, – Я теперь знаю, чем занималась банда. Они выискивали людей, за годы войны пристрастившихся к морфию – либо из-за чрезмерных доз в госпиталях или по слабости организма, для которого одной-двух доз этого сильного обезболивающего оказывалось достаточно, чтобы стать наркоманом, – и предлагали им свои услуги. Убирали либо конкурентов, либо неисправных должников, либо по личным мотивам. Не удивлюсь, если они к тому же расширяли свою клиентуру, приучая к наркотику молодежь и нестойкий элемент. Так они поймали на удочку одного из ваших сотрудников.
– Кто это?
– Ажгибис.
– Не может быть!