Ведьмин круг

Все это, конечно, проносилось тогда перед Высиком в виде не четких мыслей, а в бессвязных образов. И в главном Высик ни за что бы себе не признался – он отогнал бы эту мысль, даже если бы она его посетила, высмеял бы ее: что с того момента, когда он увидел Марию, его борьба со Свиридовым приобрела новую окраску, ничего общего не имеющую с поединком между преступником и блюстителем закона. Между ними началась борьба за женщину – схватка того накала, из-за которой разрушают и жгут города. И дело было не в том, чтобы эту женщину заполучить. Высик знал мораль того круга: если ради блага любимого надо будет спать с офицером милиции, для Марии это будет благородным делом, и Свиридов ее только одобрит. Нет, он хотел, чтобы при одном упоминании о нем, Высике, в ее глазах появлялось то же выражение, которое появилось при упоминании о Свиридове…

– Тьфу! – Высик остановился, чувствуя, как головокружение начинает проходить и сердце уже не так торопится куда-то, а вместо этого появляется ломота в костях и нескладная боль в висках и затылке, будто там тоненькими сверлами кто-то орудует. – В чужом пиру похмелье, – пробормотал он. – Скоты. Чистые скоты! Вот я вас!..

Да, это отрезвление, очень похожее на отрезвление после алкоголя, с новой силой напомнило ему, кто она такая, Мария эта, по своей сути. Гадина, помогавшая Свиридову в самых мрачных и мерзких делах… У нее, наверное, руки по локоть в крови… Самое непосредственное участие приняла в убийстве мужа Акуловой… Погубила родную сестру… Сестру, с которой у него был жалкий мимолетный романчик – не романчик даже, а нечто до позора примитивное.

Да, ради Свиридова она шла на все. Но до чего же надо любить мужчину!

Позавидовать можно такой беззаветной любви. Или… Или не стоит завидовать? Такая любовь – как темный омут, в котором можно сгинуть. Нужна ли настоящему мужчине такая любовь – любовь хитрой и подлой рабыни, ждущей любых приказаний от своего господина, уничтожающей свою личность ради него?

И ее смешная фамилия. Может быть, Высика не впечатлила бы так ее красота, не возникни ударного контраста между фамилией и внешностью. Эффект ожидания обратного…

Высик перевел дух. Что бы там ни было, но он останется охотником, а она дичью, и он не нарушит законов охоты – правил неписаного братства охотников.

Одолеваемый своими мыслями, он не заметил, как добрел до Варакиных.

– Здравия желаю, товарищ начальник! – Варакин шутливо вытянулся по струнке.

Еще тот жох был этот Варакин. Своего не упустит. Умел угождать и нашим, и вашим, и хозяйство поставил такое, что хоть сейчас раскулачивай. И вечно бодрый, веселый, сочувствующий в меру.

– Сигнал поступил, товарищ Варакин, что самогон гонишь, – строго сказал Высик. – Придется дом проверить.

Варакин знал эту игру.

– Милости просим, милости просим! – живо откликнулся он. – Сами убедитесь, что сплошной поклеп, и ничего больше.

Они прошли в дом, и Высик сказал:

– А теперь налей мне своего пойла.

Осушив стакан, проворно поднесенный Варакиным, Высик сделал глубокий выдох и сбросил с лица маску улыбчивого добродушия.

– Что, трудный день выдался? – участливо спросил Варакин

– Не из легких… И проблема одна…

– Меня касается?

– Да.

– Рад помочь.

– Как и я тебе… Ты нигде не мог засветиться?

Варакин задумался и тоже посуровел.

– Вроде, нет, – сказал он наконец. – Вы же знаете, я аккуратный. А что, сигнал есть?

– Даже не сигнал, а так, тревожный звоночек. Может, случайность, а может… В общем, поостерегись.

– Да что произошло?

– Ты старуху-прачку знаешь? Косованова, Прасковья…

– Кто ж ее не знает!

– Ты не мог при ней чего-нибудь ляпнуть? Сам знаешь, иногда на старуху внимания не обращаешь…

– Я и на старуху внимание обращу. Нет, исключено.

– Давно она была у тебя в последний раз?

– На днях заходила. Спрашивала, не надо ли постирать чего. Она вечно приработка ищет.

– Самогон у тебя никогда не покупала?

– Нет. Ей самогон ни к чему. – Варакин усмехнулся. – Она у нас, похоже, по коньячку ходит.

– Как это?

– А вот так. Один забулдыга местный рассказывал. Не знаю, может, ему с пьяных глаз померещилось. В общем, старуха рано встает, чуть не в пять утра. А он неподалеку от тех мест провалялся, ночь была теплая. Проснулся, голова трещит, и полез он на участок к старухе. Я так понимаю, поживиться чем-нибудь задумал, чтобы наскрести на опохмел души. Видит, в одном из окошек шторки раздвинуты. Он заглянул – и чуть не помер, как сам говорит. Сидит старуха за столом в кружевном пеньюарчике, перед ней фарфоровая чашечка с кофе, рюмочка маленькая хрустальная, в рюмочке янтарной жидкости на чуток. Она кофе пьет и к рюмочке прикладывается. Как допила, встала, вытащила откуда-то бутылку «КВ», подумала, налила себе еще полрюмочки, бутылку убрала и, под кофеек, значит, вторую порцию опростала…

– А что потом?

– А ничего. Встала, все со стола прибрала, из пеньюарчика в ватник переоделась, спрятала пеньюарчик и фарфоровые посудинки и вышла из дому старушка-старушкой… А забулдыга деру дал.

– Что же ты мне сразу не доложил?