Ведьмин круг

- Мне кажется, я уже догадываюсь.

- Вот и хорошо... Словом, ситуация, при которой я смогу диктовать условия, продержится несколько дней. За эти несколь­ко дней тебе надо исчезнуть. - Высик несколько секунд созерцалее каменное лицо, потом добавил. - Это все, что я могу тебе предложить.

- Дай еще папироску, - попросила Мария.

Она раскуривала папиросу долго и тщательно. Раскурив, легким движением руки поправила волосы.

- Много я видела на своем веку жестоких людей, но такого жестокого, как ты... Неужели ты сам не понимаешь, что тво­ришь? Ведь нельзя же так.

- Только не дави мне на жалость, - предостерег Высик. - Не пройдет.

- Я уж вижу... Давай о чем-нибудь другом поговорим.

- Давай, - охотно согласился он. - Если хочешь, поиграем в вопросы и ответы.

- То есть?

- Мне до сих пор кое-что неясно. Тебе тоже. Давай обмени­ваться тем, что знаем. Я тебе вопрос, ты мне ответ. Потом на­оборот. На равных.

Мария задумалась. Высик приглядывался к ней, почти не стесняясь, зная, что чем откровенней он будет на нее глазеть, тем меньше она сможет прочитать его истинные мысли. Спи­шет на бараний влюбленный восторг.

Что таилось за этой прекрасной оболочкой? Прав ли Высик, что, поддаваясь обаянию этой оболочки, относится к своей со­беседнице - и, не надо скрывать, противнице - как к человеку разумному? Она сейчас раздавлена. Знать о неизбежности гибели любимого человека - и быть бессильной это предотвра­тить... Испытание, которому не позавидуешь. Но держится от­менно. А может, в этой выдержке нет никакой затраты сил? Она, как многие, плывет по течению жизни, руководствуясь лишь животным инстинктом самосохранения? Высик, по большому счету, не мог понять сидящего перед ним существа. С одной стороны, шлейф мерзких дел, тянущийся за ней, - та мерзость, которая уничтожает разум, превращает его в примитивное со­четание хитрости и скрытности. А с другой - невозможно по­верить, что за этим прекрасным фасадом все сгнило, жильцы съехали, не осталось и следа человеческого присутствия, лишь гадюки шипят в опустелых развалинах... Если принять, что она пошла по своему подлому пути из беззаветной и бескорыстной любви, тогда концы с концами более или менее сходятся. Тогда получается, что она из тех женщин, которым надо прилепиться к мужчине и служить ему, быть его добровольной рабой, не спра­шивая, зачем и почему он поступает так или иначе, принимая и разделяя все, вплоть до преступлений и позора, которые стано­вятся их собственными... В пользу этого предположения гово­рило и то, что не было в ней никаких следов потасканности, ни тайных, ни явных.

О чем больше всего тоскуют такие женщины, когда теряют мужчину, которому подчинили жизнь? Смертной тоской по воз­любленному охвачены? Или это только внешнее, а в истинной причине скорби они сами себе не сознаются, потому что при­чина эта эгоистична и сводится к тому, что им некому больше служить, не к кому больше прилипнуть? Они чувствуют себя потерянными и, возможно, обиженными на возлюбленного, посмевшего изменить им со смертью и оставившего их не у дел? Да, прилипалы, которые не только дают, но и берут - бе­рут ощущение смысла своего существования, душевной напол­ненности... Из обиды начинает подсознательно рождаться стремление забыть старую любовь, прилипнуть к кому-нибудь еще - и служить ему так же беззаветно и преданно, искренне посчитав прошлое глупой ошибкой.

Если так, то, когда она увидит мертвого Свиридова, ее захлестнет чувство обиды, и она, не сознаваясь себе самой, нач­нет поиск нового центра притяжения, достойного ее рабского служения.

Высик никогда прежде не понимал женщин так ясно - и никогда не запутывался так в этом понимании, потому что само понимание складывалось из неразрешимых противоречий и превращалось в ошарашенное непонимание целого.

Однажды пленясь ее красотой, он и в мыслях не называл ее по фамилии. Только Мария... Но она ведь, кроме того, что Ма­рия, еще и Плюнькина. Фамилия всегда как-то влияет на чело­века. В данном случае, получается, фамилия отображает ту ипостась, от которой Высик старательно отгораживается, с которой не желает считаться. Но ведь и с этой ипостасью надо счи­таться, если он хочет иметь объективную картину. А хочет ли?

- Попробуем, - сказала наконец Мария («Плюнькина!» - зло поправил себя Высик). - Первый вопрос за тобой.

- Идет,- согласился Высик.- Давай начнем с довоенных вре­мен. Вот, мы Уклюжного помянули. Он волочился за тобой, да?

- Приударивал, хлыщ паршивый.

- И стал особенно назойливым, когда Свиридов под статью загремел?

-Да. Очень он меня обхаживал. Чего только не сулил...

- И Кривой, который тоже на тебя глаз положил, с этим ми­рился?

- Да. Мне это и тогда показалось странным...

- Ты не помнишь, у Уклюжного был в то время портсигар, на котором русалка изображена? А на заднем плане - витязь на коне, и ветхая мельница, и, вообще, родной такой российский пейзажик?

- Был, - сказала Мария, секунду подумав. - Но я не пойму, к чему это...